– Да, но прошлым вечером мне пришлось вернуть тому гному деньги. Ты же знаешь, как они трясутся над своими бородами. Вот что, милая, я выдам тебе клетку с саламандрой. Они с раннего утра на крыше сидят, должны уже быть готовы к работе.
Так оно и было. Ящерицы дремали на дне своих клеток, тельца их еле заметно вибрировали, впитывая свет. Безам выбрал шесть самых налитых энергией, неловко спустился обратно в проекторскую и высыпал их в световой ящик. Намотал на бобину Достаблеву пленку и посмотрел в темноту.
Ну хорошо. Можно и пойти посмотреть, есть ли снаружи хоть кто-то.
Он, зевая, прошаркал к главному входу.
Потянулся вверх и открыл задвижку.
Потянулся вниз и открыл вторую задвижку.
Распахнул двери.
– Ладно, ладно, – проворчал он. Показывайте ваши…
Он пришел в себя в проекторской; госпожа Плантер отчаянно обмахивала его фартуком.
– Что случилось, – прошептал Безам, пытаясь изгнать из головы воспоминания о топчущих его ногах.
– У нас полный зал! – воскликнула она. – А очередь снаружи все не убывает! На всю улицу растянулась! Это все те пакостные афиши!
Безам неловко, но решительно поднялся на ноги.
– Уймись, женщина, и бегом на кухню хлопать зерна! – рявкнул он. – А потом поможешь мне нарисовать новые таблички! Если они стоят в очереди за пятипенсовыми местами, они и за десятипенсовыми постоят!
Он закатал рукава и ухватился за рукоятку.
В первом ряду сидел с мешком арахиса на коленях Библиотекарь. Несколько минут спустя он перестал жевать и распахнул рот, не отводя глаз от мелькающих изображений.
– Подержать вашу лошадь, господин? Госпожа?
– Нет!
К середине дня Виктор заработал два пенса. Нельзя сказать, что ни у кого не было лошадей, которых требовалось подержать, просто все эти люди почему-то не хотели доверять их Виктору.
В конце концов к нему приблизился, увлекая за собой четверку лошадей, горбатый человечек, стоявший дальше по улице. Виктор наблюдал за ним уже несколько часов, искренне поражаясь тому, что кто-то может искренне улыбнуться такому морщинистому гомункулу, не говоря уже о том, чтобы доверить ему лошадь. Однако дела у него шли превосходно, а вот широкие плечи, мужественный профиль и честная, открытая улыбка Виктора определенно служили помехой в ремесле держателя лошадей.
– Ты ведь новичок, да? – спросил человечек.
– Да, – признался Виктор.
– А‑а. Я сразу понял. Ждешь, чтобы ухватить удачу за хвост и пробиться в клики, верно? – Он ободряюще улыбнулся.
– Нет. Я ее уже ухватил, – сказал Виктор.
– А здесь тогда чего делаешь?
Виктор пожал плечами:
– Выпустил.
– А, вот оно что. Дагосподин, спасибогосподин, даблагословятвасбогигосподин, этоверногосподин, – протараторил человечек, принимая очередные поводья.
– Помощник тебе, наверное, не нужен? – грустно поинтересовался Виктор.
Безам Плантер не сводил взгляда с лежавшей перед ним горы монет. Себя-Режу-Без-Ножа Достабль провел над ней руками, и она сделалась горкой поменьше, но все равно это была самая большая куча денег, которую Безаму случалось видеть наяву.
– И мы до сих пор показываем ее каждую четверть часа! – выдохнул Безам. – Мне пришлось нанять мальчишку, чтобы он крутил ручку! Я не знаю даже, что мне делать с такими деньгами!
Достабль потрепал его по плечу.
– Купи зал побольше, – посоветовал он.
– Я думал об этом, – признался Безам. – Да. Что-нибудь с красивенькими колоннами на входе. А моя дочка Каллиопа хорошо играет на орга́не, получится хорошее сопровождение. И еще должна быть куча позолоты и завитушек…
Его глаза заволокло туманом.
Голывуд грезит.
…и будет это дворец, подобный прославленному Рокси, что в Клатче, или самому богатому на свете храму, и девушки-рабыни начнут продавать там хлопнутые зерна и арахис, а Безам Плантер станет по-хозяйски расхаживать по нему в красном бархатном сюртуке с золотой окантовкой…
– Гм-м‑м? – еле слышно переспросил он; на лбу его бисеринами выступил пот.
– Пошел я, говорю, – повторил Достабль. – Когда занимаешься движущимися картинками, нельзя переставать двигаться, знаешь ли.
– Госпожа Плантер сказала, вам надо делать больше картинок с тем молодым человеком, – сказал Безам. – Весь город только о нем говорит. Она рассказывала, что некоторые дамы чувств лишились, когда он устремил на них этот свой жгучий взгляд. Она пять раз картинку пересматривала, – добавил он с внезапным подозрением в голосе. – А эта девушка! Боги!
– Можешь не беспокоиться, – горделиво сказал Достабль. – Они у меня под…
Внезапно на лице у него проступило сомнение.
– Увидимся, – бросил он и выбежал из здания.
Оставшись в одиночестве, Безам окинул взглядом заросший паутиной «Одиоз», и перегревшееся воображение его наполнило темные уголки зала пальмами в горшках, позолотой и упитанными херувимчиками. Под ногами захрустели арахисовая шелуха и пакеты из-под хлопнутых зерен. «Надо бы прибраться перед следующим показом, – подумал Безам. – Та мартышка наверняка снова будет первой в очереди».