Движущиеся картинки

Дело было не в том, что он разговаривал с собакой. Люди часто говорят с собаками. И с кошками тоже. И, может быть, даже с кроликами. А вот беседы с мышью и утенком могли показаться чем-то странным.

– А ты думаешь, нам хотелось разговаривать? – сердито вопросил кролик. – Был я обычный кролик, вполне этим довольный, и вдруг ррраз — и начал думать. А это, скажу я тебе, изрядная помеха, если ты ищешь счастливой кроличьей жизни. Для нее нужны трава и секс, а не размышления вроде: «А если задуматься – зачем все это?»

– Да, но ты хотя бы траву ешь, – заявил Гаспод. – Трава хотя бы с тобой не разговаривает. Когда хочется есть, последнее, что тебе нужно, – клятый этический парадокс в твоей миске.

– Ты думаефь, это у тебя проблемы, – сказал кот, очевидно читавший его мысли. – Я вообфе уфе на рыбу перефел. А то налофифь лапу на обед, а он завопит: «На помофь!» – и у тебя больфие проблемы.

Воцарилось молчание. Они посмотрели на Виктора. И мышь тоже. И утенок. Утенок выглядел особенно воинственным. Должно быть, до него доходили слухи об апельсиновом соусе.

– Ага. Вот мы, например, – сказала мышь. – Гоняется он за мной, – она указала на возвышавшегося над ней кота, – по кухне. Возня, писки, паника. Потом у меня в голове возникает этакий шипящий звук, и я вижу сковородку – понимаешь? Секунду назад я вообще не знала, что такое «Жарка», а теперь я хватаюсь за ручку, он поворачивает за угол – быдыщ. А он такой шатается и спрашивает: «Это кто меня стукнул?» А я ему и отчечаю: «Я». И тут до нас обоих доходит. Мы разговариваем.

– Конфептуализируем, – поправил ее кот. Он был черным, с белыми лапками, уши его выглядели так, словно по ним стреляли дробью, а покрытая шрамами морда выдавала в нем кота, успевшего прожить восемь жизней на полную катушку.

– Вот именно, – подтвердила мышь.

– Расскажите ему, что вы сделали дальше, – велел Гаспод.

– Мы пришли сюда, – сказал кот.

– Из Анк-Морпорка? – спросил Виктор.

– Да.

– Но до него же почти тридцать миль!

– Ага, и уж поверь мне, – сказал кот, – поймать попутку, когда ты – кот, непросто.

– Видишь? – спросил у Виктора Гаспод. – И такое случается постоянно. В Голывуд кто только ни приходит. Они не знают, зачем пришли, знают только, что это важно. И ведут себя не так, как вели бы в любом другом месте. Я за всем этим наблюдал. Тут что-то странное творится.

Утенок закрякал. Где-то во всем этом крылись слова, но так изуродованные несовместимостью клюва и гортани, что Виктор ни одного не разобрал.

Животные сочувственно его выслушали.

– В чем дело, друг? – спросил кролик.

– Утенок говорит, – перевел Гаспод, – что это похоже на миграцию. Говорит, ощущение точно такое же.

– Да? Мне-то далеко идти не пришлось, – признался кролик. – Мы и так на дюнах жили. – Он вздохнул. – Три счастливых года и четыре кошмарных дня, – добавил он.

Внезапно Виктора осенило.

– А старика, который жил на пляже, ты знал? – спросил он.

– А, его. Да. Знал. Он постоянно сюда приходил.

– Каким он был человеком? – спросил Виктор.

– Слушай, парень, четыре дня назад у меня в словаре было только два глагола и одно существительное. Как по-твоему, что я о нем думал? Я знаю только, что он нас не трогал. А мы его, наверное, ходячим камнем каким-нибудь считали.

Виктор подумал о книге, лежавшей у него в кармане. Пение гимнов и разжигание костров. Что за человек станет этим заниматься?

– Я не знаю, что здесь происходит, – сказал он. – Но хотел бы выяснить. Слушайте, а имена у вас есть? Мне как-то неловко общаться с теми, у кого нет имен.

– Только у меня, – сказал Гаспод. – Я ведь пес. Меня в честь знаменитого Гаспода назвали, знаешь ли.

– Один мальчишка как-то раз назвал меня Кисонькой, – с сомнением проговорил кот.

– А я думал, у вас есть имена на вашем собственном языке, – признался Виктор. – Ну, знаете, Мощные Лапищи или Стремительный Охотник. Или что-то в этом роде.

Он поощрительно улыбнулся.

Животные смотрели на него долгими пустыми взглядами.

– Он книжек начитался, – объяснил Гаспод. – Видишь ли, какая штука, – добавил он, яростно почесываясь, – животные обычно не заморачиваются с именами. Мы ведь знаем, кто мы такие.

– Но Стремительный Охотник мне нравится, кстати, – сообщила мышь.

– Я думал, что это скорее кошачье имя, – сказал Виктор, которого начал прошибать пот. – А у мышек имена милые и короткие, например… например, Писк.

– Писк? – холодно переспросила мышь.

Кролик ухмыльнулся:

– А… а кроликов, мне всегда казалось, должны звать Ушастик. Или Господин Попрыгун.

Кролик перестал ухмыляться и дернул ушами.

– Послушай-ка, приятель… – начал он.

– Вы знаете, – жизнерадостно сказал Гаспод, пытаясь вдохнуть жизнь в разговор, – я слышал, есть такая легенда, что первые два человека на свете дали имена всем животным. Поневоле задумаешься, верно?

Виктор достал книгу, чтобы прикрыть смущение. Пение гимнов и подбрасывание дров в костер. Три раза в день.

– Тот старик… – начал он.