Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК

Несомненно, Менделя сильно расстраивало его положение бывшего ученого, особенно если учесть, что по большей части его новые административные обязанности были скучными и изматывающими. Одним из немногих светлых моментов было назначение органистом аббатства талантливого молодого композитора – Леоша Яначека, написанная впоследствии опера которого, «Приключения лисички-плутовки», как полагают, была вдохновлена ручной лисицей аббата[79][80]

. Кроме того, Мендель вынужден был сидеть в четырех стенах из-за прогрессирующего ожирения и ухудшающегося здоровья. Ему удавалось вырваться только от случая к случаю, уже не в дикую природу на поиски растений, а на мероприятия вроде Собрания немецких пчеловодов в Киле в 1871 году.

К этому времени тщательно систематизированная гороховая плантация ушла в историю, ее разорили стихийные бедствия, которые следовали одно за другим, словно ветхозаветные египетские казни: сначала гороховая зерновка, потом нечто, подозрительно напоминающее вмешательство Божие. Однажды осенним утром Мендель стал свидетелем того, как через сады аббатства пронесся ураган, разрушивший построенную Наппом теплицу. Более заурядный человек мог бы счесть это велением Всемогущего и сосредоточиться на своих пастырских обязанностях, но Мендель отреагировал как истинный ученый. Он обобщил всю имеющуюся информацию, в том числе собственные наблюдения за «адской симфонией», вращающейся по часовой стрелке воронке урагана и кровельным шифером, перелетевшим через его стол, и написал исчерпывающий отчет об «Урагане 13 октября 1870 года»[81].

К моменту визита К. В. Айхлинга в 1876 году Мендель, по-видимому, смирился со своей ролью настоятеля, но твердость, с которой он перевел разговор на другую тему после упоминания «маленького фокуса» с горохом и истории, пересказ которой занял бы слишком много времени, указывала на то, что это было для него больной темой. Мы можем только догадываться, чем ему не хотелось поделиться. Возможно, насколько быстро и полно его работа канула в реку забвения: ни проблеска интереса от любого из 120 научных учреждений, в которые были отправлены «Труды Брюннского общества естественной истории», не говоря уже о 39 адресатах отдельных оттисков. Единственный ответ был отправлен Негели, который назвал его эксперименты незавершенными, а затем привлек его в качестве ассистента в кошмарный проект с Hieracium-Bastarde

– из-за которого Мендель выглядел дураком и, возможно, мучился подозрениями, что горох его обманул.

Последние вылазки Менделя в ботанику стали убедительной демонстрацией того, что даже величайшие живущие ученые могут заблуждаться. Вооружившись тоненькой кисточкой и микроскопом, слабовидящий аббат доказал, что даже одного зернышка пыльцы достаточно для оплодотворения яйцеклетки[82] – нечто абсолютно невозможное, по убеждению Чарльза Дарвина. Он также экспериментировал с обитателями 50 ульев, стараясь проследить за их окраской, особенностями полета и склонностью жалить, подобно тому, как он выделял признаки растений гороха[83]

. Когда пчелы попали в список слишком сложных для изучения видов, Мендель приспособил телескоп аббатства для наблюдений за солнцем во всем его великолепии и старался отыскать взаимосвязь между пятнами на солнце и метеоусловиями в Брюнне. Этот путь также был тупиковым, так что Менделю остался непритязательный исследовательский ритуал, который он начал в 1856 году. Три раза в день он записывал данные о погоде[84].

Если бы К. В. Айхлинг вернулся в Брюнн в последние годы жизни Грегора Менделя, он нашел бы совсем другого человека: тучного и замкнутого, выкуривающего одну сигару за другой по рекомендации своего доктора с целью сбросить вес и измотанного непрекращающейся борьбой против власти, которая поставила себя выше Бога. По указу Отто фон Бисмарка правительство протолкнуло введение нового налога на религиозные учреждения. Мендель отказался его платить, даже после того как правительство стало накладывать арест на активы аббатства[85]. Это злополучное противостояние можно было бы легко разрешить путем переговоров и самого незначительного компромисса – как это было впоследствии сделано его преемником, – но Мендель превратил это в дело принципа, которому он упрямо следовал и который, в конечном счете, отравил его существование.

К этому времени здоровье стало его подводить, и стены аббатства все плотнее смыкались вокруг него, точно так же, как вокруг аббата Кирилла Наппа 20 годами ранее. К концу 1883 года Мендель знал, что ожидает его в будущем. В декабре он написал последнее письмо[86] своему ученику, у которого он пробудил «страсть к естественным наукам» во время преподавания в реальном училище и который к тому времени стал выдающимся метеорологом: «Поскольку мы, скорее всего, уже не увидимся в этой жизни, позвольте мне воспользоваться возможностью проститься с Вами и призвать на Вас благословение всех метеорологических богов».