Уильям Бэтсон, член Королевского общества[110]
, член Колледжа Святого Иоанна в Кембридже, был чрезвычайно влиятельным человеком в сфере ботаники и эволюционной зоологии (и эксцентриком, всегда носившим шапочку для игры в крокет). Как рассказывает его жена Беатрис[111], Бэтсон был потрясен «Опытами над растительными гибридами», когда 8 мая 1900 года ехал на поезде на собрание Королевского общества садоводов в Лондоне. Правда это или нет, обращение Бэтсона[112] было чрезвычайно резким; он опубликовал перевод работы Менделя и начал рассказывать о ее новизне и значимости на лекциях и в комментариях. В 1902 году Бэтсон перенес идеи Менделя в царство животных, где выявил различные признаки домашней птицы[113], которые передавались по менделевскому доминантному и рецессивному принципу.В том же году Арчибальд Гаррод из Госпиталя св. Варфоломея[114]
в Лондоне пошел дальше, доказав, что болезни человека также наследуются в соответствии законами Менделя. Таким заболеванием была алкаптонурия, чрезвычайно редкая болезнь, но моментально выявлявшаяся у младенцев по моче, которая окрашивала их пеленки в черный цвет. Гаррод показал, что «сбой» метаболизма блокировал образование жизненно необходимой аминокислоты, тирозина. Путем блестящей дедукции он предположил, что эта «врожденная ошибка метаболизма» была обусловлена наследственным недостатком фермента, который обычно преобразует какой-либо предшественник в тирозин[115], и что дефектный фермент вел себя как менделевский рецессивный признак. Таким образом, при двойной дозе рецессивного признака фермент полностью исчезал, что провоцировало заболевание – точно так же, как при двойной дозе «короткого» рецессивного признака горох оказывался карликовым. Менделевская наследственность от монастырского сада перешла кКампания Бэтсона по популяризации Менделя достигла кульминации в его президентской речи[116]
на Третьей конференции по гибридизации и селекции растений, проводившейся в Лондоне в 1904 году. Он сравнил процесс научного открытия с золотоискательством. До Менделя исследователям попадались «случайные самородки», а аббату удалось определить местоположение основной жилы. В той же речи Бэтсон заложил еще один краеугольный камень, предложив термин «генетика» для обозначений науки, занимающейся «феноменами наследственности и изменчивости». Конгресс одобрил, и когда труды конференции были опубликованы (с хвалебным предисловием о Менделе и его портретом), то Третий конгресс по гибридизации и селекции растений превратился в первую в мире Третью конференцию по генетике и смежным наукам.Бэтсона соблазнила точность результатов Менделя и безукоризненность его расчетов. Тем не менее нашлись те, кто порицал Менделя, а не хвалил его. К числу скептиков принадлежал Карл Пирсон[117]
, авторитетный статистик, у которого вызывало подозрение необычайно близкое соответствие (99,993 %) результатов Менделя его теоретическим идеям. Пирсона поддержал Томас Хант Морган, профессор экспериментальной биологии в Колумбийском университете Нью-Йорка, который высмеивал «превосходное шарлатанство»[118] «менделевского ритуала» (а потому был охарактеризован Бэтсоном как «тупоголовый»[119]). Нападки на Менделя приняли определенность в устах сэра Роналда Фишера[120], члена Королевского общества, прямо обвинившего аббата в подтасовке: «Эта работа доступна для понимания только в том случае, если бы приведенные в ней эксперименты были выдуманными… Данные большинства, если не всех экспериментов были сфальсифицированы, чтобы точно соответствовать ожиданиям Менделя». Неправедная война велась вокруг Менделя многие годы, оставляя зловещие знаки вопроса напротив его исследований и его репутации. В 2001 году, более чем через век после того, как разразился скандал, независимый научный суд[121] пересмотрел все доказательства, какие было возможно, и пришел к выводу, что Мендель «был не виновен в фальсификации». Св. Августин, говоривший, что «Бог есть Истина», одобрил бы его. И конечно, Мендель сделал все правильно.