Вжимаюсь поясницей в подоконник и скрещиваю руки на груди, стараясь оградить себя даже от случайных касаний. Сейчас мне даже от прикосновений одежды к телу хочется кричать. Мне бы хотелось забыть все, что он делал со мной, но мое тело не позволит этого сделать, сколько бы времени ни прошло. Стоит только закрыть глаза, и я чувствую его на себе. Чувствую внутри себя. Слышу везде его голос, хриплый смех, стоны… Цербер мерещится мне в каждой мужской фигуре.
Он вымарал все, чем я дорожила, не оставив ничего моего, родного и привычного. Нет больше ни маминых рук, ни моих вещей, ни уюта комнаты, в которой я живу с десяти лет. Теперь только он. Его запах, звериный и вызывающий тошноту, пропитал меня всю, и его уже не смоешь.
— Ну куда ты пропала, Агния? — взвизгивает Алекс и бросается меня обнимать.
Она дотрагивается до меня, и я едва сдерживаю крик. А потом, когда мое тело понимает, что это не его руки, я обмякаю и утыкаюсь носом в родное плечо. Запах ее парфюма напоминает обо всем том, что я так люблю. О том, что мне теперь недоступно. На глаза наворачиваются слезы, и я прижимаюсь к лучшей подруге, надеясь, что ей каким-то непостижимым образом удастся спасти меня. Вырвать из рук чудовища, которое разрушает меня с маниакальным азартом.
Я побывала в аду, Алекс. Цербер устроил мне его в своем доме. В своей спальне.
— Алекс, прости. Мама с Никитой уехали на лечение, и мне было очень плохо. Я безумно по ним скучаю, — быстро вытираю глаза тыльной стороной кисти. — Не хотела ни с кем общаться.
— Это на тебя не похоже, — сощуривается она, пытаясь просканировать меня взглядом.
— Прости, накатило, — улыбаюсь я через силу, стараясь смотреть на подругу, а не мимо нее — в свою новую, кошмарную жизнь.
— Что это? — спрашивает Алекс и касается моей шеи.
Ее пальцы проливаются кипятком, словно дотрагиваются до глубокой, зияющей раны. Все мое тело в синяках, царапинах и засосах. Моя одежда максимально закрытая — джинсы и водолазка, — но Алекс все же что-то заметила.
— Я поранилась случайно, — бормочу я, натягивая ворот водолазки повыше, чтобы скрыть саднящую ранку.
— Агния, — вскрикивает она на весь коридор, который начинает наполняться сокурсниками, пришедшими на экзамен, — маленькая ты лгунья! Это же засос. Ну-ка признавайся откуда. Данька постарался, да? А я думала, вы разбежались. Или я чего-то не знаю?
Ее тон такой легкий и шутливый, такой болезненный и контрастный. Паника накатывает океанской волной. Правду сказать нереально, но и врать Алекс я не могу.
Мокрые пальцы скребут край подоконника, сердце бухает, готовое остановиться, а ноги вот-вот подогнутся, и я рухну на глазах у всех.
Я сейчас умру, если это не прекратится. Я могу либо застыть, как перед Цербером в чертовом душе, либо попробовать сбежать от того, что меня ранит.
— Алекс, мне нужно идти, — выдавливаю я слова с большим трудом, поднимаю на плечо соскочивший ремешок сумки и просто отодвигаю подругу со своего пути.
Проскальзываю мимо нее и на деревянных ногах иду прочь.
— Эй, Агния, ты куда? — кричит Алекс мне вслед. — Что стряслось?
Она продолжает что-то кричать, но я уже не слышу. Несусь по коридору, распихивая всех, кто попадается на пути. Мне кажется, что можно убежать, но это чувство просто фикция, созданная моим метущимся сознанием. От Цербера не убежишь, и там, за дверью, ждет его преданный пес и мой хмурый тюремщик. Да даже если Рафа захочет вдруг мне помочь, все равно не сможет.
Выбегаю из универа и запинаюсь через порог. Лечу вниз, рефлекторно выставив вперед руки. С размаху приземляюсь на колени и ладони, сдирая с рук кожу. Сижу, смотрю на грязно-кровавые раны и реву, закусывая губы, чтобы мои всхлипы не разносились по всей округе.
Поднимаю глаза и натыкаюсь на каменную физиономию Рафы. Он сидит рядом на корточках и тянет ко мне руки. Я шарахаюсь в сторону и прижимаюсь спиной к двери. Я не хочу, чтобы меня опять лапали, хватали и тащили куда-то, взвалив на плечо как вещь.
— Агния, сильно ударились? — спрашивает тихим вкрадчивым голосом, от которого слезы вновь проливаются из глаз горячим потоком. — Давайте помогу подняться.
Страхует меня, выставив руки по обе стороны от моего тела, но хватать не торопится.
— Я сама, — огрызаюсь я и поднимаюсь на ноги, морщась от боли в разбитых коленях.
— Хорошо, но надо обработать ваши ссадины, — предлагает Рафа сделку, держась от меня на небольшом расстоянии.
— Я не хочу ехать домой, — гнусавлю я, глотая слезы.
— Хотите, отвезу вас в одно хорошее, спокойное место? — неожиданно предлагает он. — Я всегда стараюсь выбраться туда, когда тяжело.
— Да, — киваю я, понимая, что поеду с ним в любой притон, лишь бы не возвращаться в дом Цербера.
— Пойдемте, обработаем ваши раны и поедем, — ласково говорит Рафа и просто идет рядом, не пытаясь до меня дотронуться.
Эта его доброта — новое унижение для меня. Уж лучше бы вел себя как мужлан без проблесков ума и эмоций. Так было бы проще.