Двойня для Цербера

— Это точно, — мама гладит меня по спине. — Ася всегда у нас такая была. Научилась читать в четыре года и везде таскала с собой книжки. Так забавно было наблюдать, как эта крошка с белокурыми хвостиками пыхтит и тащит с полки книгу, которая ей не по размеру и не по возрасту.

— Агния необыкновенная, — выдает этот болван Рафа и тут же сконфуженно замолкает.

— Именно так, — подтверждает мама с гордостью. Кажется, она не обратила на его слова особого внимания, сочтя их обычной лестью.

— Чей следующий ход? — спрашиваю я, пытаясь отвлечь внимание на игру.

— Ась, давайте сделаем паузу? — предлагает мама. — Пойдем приготовим чай. Олег скоро приедет, хочу, чтобы все было готово.

Ее слова для меня как пощечина. Хотя нет, не так. Они куда хуже. Я готова позволить Церберу бить и насиловать меня, только бы он не издевался надо мной при маме.

— Хорошо, — соглашаюсь я и резко встаю.

Задеваю юбкой край игрового поля, и оно летит на пол вместе со всеми фишками, карточками и игровой валютой. Мы с Рафой настолько синхронно бросаемся все это собирать, что чуть не сталкиваемся лбами. Я протягиваю руку к своей фишке, которая откатилась к ножке стола, но он меня опережает, и я натыкаюсь на его медвежью лапу, а потом — на взгляд. Умоляющий, собачий.

— Ася, идите, — проговаривает тихо, убирая от меня руку. — Я все соберу.

Я молча киваю и поднимаюсь на ноги. Рафа много на себя берет, когда рядом нет Цербера. Возомнил себя моим кавалером, другом семьи, а на самом деле просто пес, решивший, что может пускать слюни на кусок мяса, который выбрал хозяин.

Мама обнимает меня за плечи, и мы идем на кухню. Я тут же начинаю суетиться по хозяйству. Не могу подпустить ее близко. Таюсь от любимой мамы, потому что очень боюсь, что боль, которую я сдерживаю из последних сил, вырвется наружу.

Я ставлю на стол узорчатый заварочный чайник и заглядываю под салфетку, которой накрыто большое, еще теплое блюдо. Хворост. Противный, жирный, слишком сладкий десерт, который я с детства ненавижу.

— Мам, зачем ты это приготовила? — спрашиваю, брезгливо опустив салфетку, на которой проступают жирные пятна.

— Ась, ну что ты как ребенок? — мягко журит она меня. — Это любимый десерт Олега. Помнишь, он как-то рассказывал, что бабушка ему такой готовила? Решила порадовать гостя. Он все-таки так нам помог.

Я, едва сдерживая слезы, поворачиваюсь к ней спиной и принимаюсь ополаскивать тонкий фарфор кипятком.

— Хорошо, мам. Конечно. Без проблем, — выталкиваю слова по одному, следя, чтобы голос не дрожал.

— Ну не дуйся, любовь моя, — мама обнимает меня за плечи, и я вновь в ее теплом защитном поле. — Расскажи мне, что случилось с Олегом. Алексей что-то говорил, но очень обрывочно.

— На него напали грабители ночью, — сухо поясняю я, смакуя слова.

— Какой кошмар, Асечка! — всплескивает руками мама, и в ее голосе столько сочувствия монстру, что мне становится так больно, словно я собственную руку засунула в кипяток. — Он сильно пострадал?

Перед глазами сразу возникает его изуродованная рука, которую я видела без бинтов. Она уже не будет прежней. Как и я. Хоть чем-то он поплатился за все то зло, которое мне причинил.

— Нет, все в порядке, — отмахиваюсь я от этого отвратительного разговора, в котором должна славить своего мучителя, и засыпаю в чайник заварку.

— Ну слава богу, — восклицает мама и подхватывает стопку тарелок. — Возьми, пожалуйста, хворост. Там, наверное, уже Олег приехал.

Я, теряя твердую опору под ногами, как в трансе подхватываю тяжелое блюдо и несу его в гостиную.

Он здесь. Я понимаю это по запаху ванили и табака, который чувствуется уже в коридоре. Ноги трясутся и деревенеют, но я иду, покрепче ухватившись за края блюда.

Цербер стоит у большого стола, на котором мы играем, и о чем-то говорит с Рафой. Когда я попадаю в поле его зрения, мой мучитель тут же облапывает меня похотливым взглядом и сально ухмыляется.

Рафа бросается ко мне и забирает блюдо. Очень вовремя, иначе в следующую секунду весь хворост полетел бы на пол. Рафа ставит блюдо на стол и останавливается между мною и Цербером.

— Свободен на сегодня, Раф, — бросает Цербер своей прислуге, и Рафа сливается, попрощавшись со мной и с мамой.

Разве что в ноги не поклонился. Шестерка. Не мужик.

— Как там делишки в Швейцарии? — спрашивает Цербер у мамы, плюхнувшись на диван и развалившись на нем по-хозяйски. Еще бы ноги на стол закинул.

— Все отлично, Олег, — улыбается она, словно услужливая гейша наливая ему чай. — Никитка прошел полный курс реабилитации, и на лыжах мы покатались. Жаль только, что Агния не смогла приехать.

— Агния всем нужна, — выдает Цербер странное, берет кусок красиво закрученного хвороста, посыпанного сахарной пудрой, и отправляет его в рот. Медленно облизывает жирные пальцы, не сводя с меня глаз. — Твоя дочка — просто ангел. Так заботилась обо мне после того инцидента. — Тут его глаза вспыхивают знакомым похотливым огнем, и Цербер бросает мне, утерев губы тыльной стороной кисти: — Иди сюда и сядь рядом, Агния.