Двойня для Цербера

Я виновато улыбаюсь и прячу руки за спину, стараясь вытереть липкие ладони о подол.

Цербер подходит ко мне и грузно опирается на стол.

— Мы с Агнией стали очень близки, — выдает он, тщательно завуалировав издевательский тон, и у меня возникает чувство, что пол под ногами сейчас разверзнется.

— Олег, я не очень тебя понимаю, — мамин взгляд мечется от меня к нему и обратно.

Кажется, она обо всем догадалась. Прочитала по глазам, чем я занималась на веранде.

— Я имею в виду, что она очень помогла мне с рукой. И не только. Но ты не переживай, Алевтина, все было прилично. Все вольности после свадьбы. Разве я мог взять и надругаться над твоей дочкой?

— Конечно, нет, Олег, — улыбается мама через силу, подумав, что это глупая шутка.

— Значит так, — продолжает глумиться Цербер, — я не привык ходить вокруг да около. Жениться хочу на твоей Агнии. Отдашь ее за меня замуж?

Мама бледнеет на глазах и прижимает руку к левой части груди. Я в ужасе кидаюсь к ней и подхватываю под локоть.

— Мам, ты в порядке? Лекарство накапать? — спрашиваю я, помогая ей сесть на диван.

— Нет, Ася, не надо, — она вскидывает на меня огромные серо-голубые глаза. И я вижу там яркие искорки. Она, что рада? — Ты любишь Олега, Асенька?

Я хочу броситься ей в ноги, уронить лицо в колени и плакать, рассказывая о своей ненависти к нему. Но Цербер стоит в нескольких шагах от нас и с наслаждением наблюдает устроенный им самим спектакль.

— Да, мам, — вновь вру я, глядя ей в глаза.

— Дочь, ты еще такая молоденькая для брака, но, если ты Олега действительно любишь, я не против, — улыбается мама, и от ее улыбки становится светлее в комнате. Она поднимается на ноги и обращается к Церберу: — Олег, я вас благословляю. Ты только доченьку мою береги. Она ангел.

— Ангел, — ухмыляется он. — Принцесса моя. Я, кстати, обещал ее к подружке подкинуть. Поздно уже, поедем мы, Алевтин. Спасибо за чаек.

— Конечно, — соглашается мама и обнимает его.

Цербер прижимает маму к себе и через ее плечо смотрит на меня. Взгляд его злой, колючий.

Мама обнимает и меня. И мне так больно оттого, что нужно уходить. Господи, дай мне сил.

— Будь счастлива, доченька, — проговаривает она и целует меня поочередно в обе щеки, оставляя на моей коже аромат пудры от «Шанель».

Глава 12. Олег

Хватаю ее за плечо и вывожу из дома. На той веранде надо было сделать все по-своему: сорвать с этой овечки шмотки, связать руки покрепче, чтобы и рыпнуться не могла, закрыть рот и оторваться как следует. Впрочем, спектакль для маман этой маленькой хитрой сучке еще выйдет боком.

Тяну Агнию за собой, а она едва поспевает, семеня стройными ножками, обутыми в блядские шпильки. Сегодня она выглядит как кинозвезда. И не для меня старалась. Это и заедает. Вон даже Рафа пялился. Первый раз так на мою бабу засмотрелся. Вообще, Ася — первая, на кого мой шеф охраны посмотрел после смерти Ленки своей. Паранджу, блядь, скоро надену на девчонку. Она моя, и любому покушающемуся на мое я яйца вырву и в глотку запихаю.

Впрочем, эта стервочка тоже растет в мастерстве. На веранде было в кайф, а она всего лишь мне ручками передернула и наговорила сопливой херни. И ведь права Асенка в чем-то. Не пойму, чего больше хочу: с грязью ее смешать, отыметь жестко или отлюбить так, как привыкли ванильные принцессы. Ни с одной бабой такого не было, а от этой малявки крыша едет похлеще, чем от тяжёлой наркоты.

Все чаще охота, чтобы эта зажравшаяся мажорка реально втюрилась в меня до розовых соплей, а она только в игры играет. Это бесит. Но ничего, я все вижу и научу ее жизни. Или Ася, вообще, обратное разыгрывает? Корчит из себя страдалицу, а сама млеет, когда я трахаю ее жестко и долго, без всяких там прелюдий и нежностей.

— Не обольщайся, Агния, — рычу у ее виска, прижав девчонку к стене дома. — Жениться я на тебе не намерен. Никогда. На таких, как ты, вообще, не женятся.

— Почему? — вдруг спрашивает она, начав трястись всем телом.

— Потому что ты не умеешь себя вести, как нормальной бабе положено. Не заслужила, чтобы я дал тебе статус. И вряд ли когда заслужишь. И знаешь, что? — спрашиваю, зажав пальцами здоровой руки мякоть впалых щек, и заставив ее посмотреть на себя.

— Не знаю, — шепчет, пару раз моргнув наполняющимися слезами глазками.

Люблю, когда она плачет. Возбуждает меня своими слезами. Встает от них лучше, чем от виагры. Собираю крупные, теплые слезинки на подушечку пальца и отправляю прозрачную влагу в рот. Горько-соленые на вкус.

— Однажды я надумаю жениться. Но не на тебе. Что думаешь по этому поводу, а? — утыкаюсь носом в висок, чувствуя, как на нем пульсирует венка.

— Олег, я не подхожу тебе, — вновь начинает нести она свои обычные блаженные бредни. — Я буду очень рада, если ты женишься.

— Ты не дослушала, — прикладываю палец к ее губам, чтобы заткнулась уже и притухла в своих влажных мечтах. — Даже если я женюсь, тебя не отпущу. Я тебя купил, и ты навсегда моя. Как вещь, Ася. Я же от мотоциклов не избавлюсь, если вдруг женюсь. И за то одолжение, ты меня еще отблагодаришь.

— Я не вещь, — вдруг выдает она дрожащим голоском. — Я человек.