Двойня для Цербера

— Если врешь, несладко придется, — обещаю я, отпустив ее волосы.

— Не вру, — уверяет Агния.

Я запускаю руку под подол и разрываю колготки, которые с противным треском превращаются в тонкие жгутики. Засовываю руку в трусы и пытаюсь нащупать прокладку или нитку тампона. Красные дни календаря для меня и близко не помеха. Даже люблю временами такой грязненький трах. Но сейчас кровь кипятит ее откровенная ложь.

Уже понимаю, что врет, но для того, чтобы убедиться окончательно, вталкиваю в теплое, тугое пространство палец и ощупываю стеночки изнутри. Тяну время, наблюдая, как ее зрачки расширяются от страха.

Вытаскиваю руку и подношу к глазам. Размазываю между подушечками пальцев абсолютно прозрачную смазку. Никакой крови.

— Я же предупредил, что врать мне не стоит, — рычу я ей в лицо.

— Олег, прости меня, — бормочет Агния сквозь слезы, пытаясь вырваться из моих рук.

— Не хочешь туда, да, Агния? Значит, будет по-другому. Я могу еще раз тебе подыграть и притвориться, что у тебя реально месячные. В эти дни можно воспользоваться и другой дыркой.

—Нет! Нет! — кричит она.

Поздно. Нарвалась. Дала мне повод познать себя во всех смыслах.

Я поворачиваю Агнию спиной к себе, нагибаю, заставив лечь животом на умывальник, и срываю трусы. Окидываю взглядом косметику на раковине, прикидывая, что из этой фигни можно использовать в качестве смазки, и хватаю бутылку с маслом для тела.

— Я буду нежным с тобой, — обещаю я, широко раздвинув ей ноги коленом. — Не как с тем педиком в клубе.

После того раза тяга к анальному сексу у меня притухла. На хера я это сделал? Был под кайфом… и дико захотелось наказать того смазливого голубка, который зыркал на меня глазками. Покарать его грубо и без смазки, чтобы не мог потом ни сесть, ни разогнуться. Агнию же я хочу всего лишь проучить. Или сам себе сейчас вру, и это никакое не поучение? На самом деле мне просто нужна она вся: чтобы в теле, от которого меня трясет, не осталось ни единого девственного, неизведанного мною отверстия.

Из ее прижатой к твердой поверхности груди вырывается отчаянный крик. Такой сдавленный, что больше походит на блеянье овцы, которой сейчас перережут глотку.

— Не надо, — визжит Агния срывающимся голосом, но я давлю девчонке на лопатки, не позволяя вырваться или хотя бы разогнуться.

Вот она, зажатая между умывальником и моим твердеющим стояком, ревет в голос. И это уже не привычный бабий плач. Но меня уже не остановить. Булькающие, царапающие слух, гортанные звуки и слабые подергивания подстегивают звериное возбуждение. Мозг отключается, и остаются только голые инстинкты. Я хочу свою самку и получу ее так, как мне надо.

Я с трудом отщелкиваю пряжку ремня и стаскиваю джинсы. Блядская рука. Обливаюсь потом и тяжело дышу — наркотический приход приумножается ее манящим запахом и сопротивлением на разрыв сухожилий. Щедро поливаю член маслом для тела и растираю скользкую субстанцию ладонью. Трясусь от адреналина, который рвет вены и забирает последние крупицы разума.

Раздвигаю пальцами ладные ягодицы и упираюсь головкой в крошечную розовую дырочку. Девчонка дернулась и задышала быстро, хрипя и срываясь на икоту. Я смотрю на отражение Агнии в зеркале. Глаза заплыли от слез, на красные щеки со следами поплывшей туши налипли волосы, а из приоткрытого рта, откуда вырываются хриплые всхлипы, стекают ниточки слюны. Да уж, это только в порнухе бабы всегда красивые, куда ни тыкай и сколько ни сливай на напомаженное личико. Ну ничего, даже такую хочу. Даже сильнее, чем при параде.

Я давлю сильно и настойчиво. Девственный сфинктер отказывается принимать внушительных размеров штуковину, но я продолжаю вталкиваться. Наконец, втискиваюсь в тугое, обтягивающее чулком, бешено пульсирующее в попытках изгнать инородный предмет пространство. Агния вскрикивает от, должно быть, острой боли и хватается выдранной из моей хватки рукой за смеситель.

Я дергаю ее запястье и заламываю руку за спину, одновременно с этим проникнув в ее попку еще глубже.

— Расслабься. Проще будет. Ты как все, а все бабы кайфуют от анального секса, — наставляю я ее на путь истинный и утыкаюсь носом во влажные волосы на затылке.

— Пожалуйста, прекрати, — мямлит нечленораздельно, захлебываясь слезами, и пытается соскочить с члена. — Больно.

— Сначала больно, потом хорошо, — чеканю я и вхожу в нее на всю длину.

Очередной стон, переходящий в крик и новый, уже совсем слабый рывок в попытке соскочить.

Замираю. Пусть немного привыкнет, а я прочувствую эту пульсацию бешено сжимающегося вокруг члена пространства.

Как же хорошо. Сука. Мозг отключается окончательно. Все смешалось: жар ее тела, дрожь, громкие всхлипы и невнятные мольбы прекратить. Двигаюсь в ней долгими тугими толчками, с каждым становясь все безумнее.

Мир схлопнулся. Остались только дикие, поршневые движения, и в них сейчас весь смысл. Голову как отрывают — даже «снежок» не дает такого кайфа…

Очухиваюсь, нехотя вынырнув из нирваны, и тупо пялюсь на ее попку, замаранную следами моей спермы.