Двойня для Цербера

С волками жить — по-волчьи выть. Мне надоело быть половой тряпкой, об которую все вытирают ноги. Я не могу противостоять Церберу, который играет в меня как хочет, но для Алекс девочкой для битья больше не буду.

Розовые очки бьются стеклами вовнутрь. Я прочистила свои раны от радужных осколков и готова дать отпор.

Я никогда не принимала наркотики, но сейчас, кажется, понимаю, как чувствует себя Цербер, когда ее ноздри белеют от «снежка», а глаза становятся безумными.

Пару часов назад мне казалось, что он сломал меня, загасив внутренний свет. Но, пожалуй, стоит поблагодарить моего мучителя за то, что сделал меня сильнее, раздув тьму внутри моей души.

— Дешевка ты, Агния, — проговаривает она, сдувшись в своем «праведном» гневе.

Пытается выдернуть руку из моих пальцев, но я впиваю то, что осталось от ногтей, в мягкую плоть. Делаю глубокий вдох. Голодный желудок сжимается от мерзко-сладкого запаха ее духов, в который примешивается хлорно-аптечный душок.

Фиксирую взгляд на ее накладном хвосте в стиле Арианы Гранде. Пальцы второй руки уже перебирают воздух — так хочется схватить его и стащить, вырывая заодно и родные волосы. Но есть идея получше. Она как вспышка молнии, которая ярко озаряет мой новый путь.

Сначала смешать с дерьмом словесно, потом — добить свою жертву физически. Этому меня научил Цербер.

— Еще что скажешь? — улыбаюсь я снисходительно-стервозно. — Смирись уже с тем, что ты сама дешевка. Ты ведешь себя как последняя сука, потому что он тебя не захотел. Даже под веществами отказался трахнуть.

— Да как ты смеешь… — захлебывается моя «подружайка» словами.

Ее рука подлетает в воздух и застывает нелепо как у марионетки. Вероятно, мой безумный взгляд ее охладил. Правильно. Связываться с затравленными людьми опасно. Они подобно диким зверям, попавшим в капкан, могут задрать, будучи на последнем издыхании.

— Смею, — рычу гортанно, продолжая сдавливать ее запястье. — Мне даже жаль тебя. Чисто по-женски. Такой мужик, как Олег, — это событие в жизни любой женщины. Он очень щедрый. Мы с ним отдыхали в Швейцарии. На том самом курорте, которой не проспонсировали твои родители-торгаши.

— Какая же ты мерзкая, Агния, — чуть не плачет Алекс, уже и не пытаясь освободиться от моих пальцев.

Бросаю взгляд на тетку-провизоршу. Смотрит на нас с интересом. Еще бы попкорн из-под прилавка достала. Гляди-гляди, сейчас будет очень больно. И на этот раз не мне.

— Может, и так, но каждую ночь Олег очень старается, чтобы сделать мне хорошо. — для убедительности я оттягиваю ворот водолазки и показываю ей свежий засос. — И днем тоже. Ты даже не представляешь, какой он, — мечтательно закатываю глаза, — страстный, нежный, ураган просто. А еще у него очень большой…

— Сука, — визжит она и пытается отвесить мне оплеуху.

Я перехватываю руку и гну ее пальцы в обратную сторону, отрывая наращенные ногти от мяса. Алекс визжит поросенком от боли, но я только начала. Никогда раньше не дралась, и сейчас меня ведут чистые инстинкты.

Рывок — вцепляюсь в манящий искусственный хвост и остервенело дергаю назад. Алекс взвизгивает, а я остаюсь с мохнатой добычей.

Туфли на каблуках — ужасно неудобная обувь. И дико неустойчивая. Врезаю носом своей кроссовки по прозрачному каблуку. Алекс летит вниз, внутрь аптеки, увлекая меня за собой.

Приземляюсь жестко, разбив коленки о кафельных пол. Боль только добавляет сил. Тем более, соперница, вероятно, отшибла всю спину. Хотя ягодичные импланты, вероятно, смягчили падение.

Меня заклинивает. Я сижу на ней и втягиваю носом вязкий воздух, припахивающий кровью. Я никогда не била кого-то по лицу.

Алекс дезориентирована. Щиплет мои бедра пальцами и пытается подняться. Я наваливаюсь на нее всем телом, не позволяя пошевелиться. Прижимаю ее руки к полу. Сама удивлена, откуда во мне, измученной и истерзанной, столько сил.

— Ты ему надоешь. Блаженная дурочка. Ему просто экзотики захотелось. Наслаждайся, — хрипит она, тяжело дыша. — Сейчас попользует тебя еще недельку и вышвырнет как мусор, ради кого-то получше.

— АААА, — реву я и сжимаю пальцы в кулаки.

Я колочу ее по лицу. Мои костяшки то входят во что-то мягкое, то жестко врезаются в кости. Тогда становится больно, и руки начинают трястись. Но я только крепче сжимаю кулаки и продолжаю разбивать плоть в фарш.

Мне на лицо летит что-то теплое и мокрое. Я облизываю губы и ощущаю во рту вкус солоноватого металла.

Перед глазами сплошное красное марево, все тело пульсирует, а пол стал мягким и вязким. Нет больше опоры — только ритмичная работа моих кулаков.

— Что вы тут устроили? — визг тетки над ухом. — Прекратили живо! Сейчас милицию вызову.

Плевать. Мне дико хочется схватить ее за плечи и приложить тупой башкой о кафель, но меня отрывают от охающего тела и тащат прочь. Опять.

— Пусти! Пусти! — рычу я, хотя прекрасно понимаю, что из этой хватки не вырваться.

— Агния, хватит, — слышится эмоциональный как никогда голос Рафы. — С нее хватит. Все!

— Пошел ты, цепной пес, — реву я, брыкаясь и вцепляясь в его руки.