— Нет, Ася. Четвертая стадия с метастазами в мозге, — его физиономия становится угрюмой. Вспомнил о жене. Опускаю глаза, стараясь казаться сострадательной. — Только паллиатив.
Я смотрю на подтаявший шоколад, который размазывается по пальцам, и пытаюсь прикинуть, насколько это больно потерять маму или папу.
Отец просто ушел от нас с мамой и Никитой к другой женщине, и я возненавидела его. Было больно, но это не сравнить со смертью близкого человека. Я в красках представлю, как мне говорят, что мама умерла, и сердце сжимается от нестерпимой боли. Вот и Церберу будет так же. Или хуже. Он же так любит своих родителей. Впрочем, я не верю, что он на это способен. Разве что себя обожает.
— Понятно, — слизываю шоколад с пальцев. — Можешь отвезти меня домой?
— Конечно, — отзывается Рафа и сворачивает с главной дороги. — Как ты себя чувствуешь? — в зеркале заднего вида его сострадательный взгляд, который я жадно ловлю. — Бледная последние дни.
Достаю из сумки пудреницу и смотрю на себя. Даже персиковые румяна больше не придают лицу молодой и здоровый вид. Постоянная больная нервозность делает меня похожей на живой труп. Вымученно улыбаюсь и захлопываю зеркальце.
— Все хорошо. Наверное, просто гемоглобин упал, — вдохновенно вру я.
Не скажу же я ему, что так реагирую на противозачаточные. Мутит постоянно и слабость жуткая.
Загорается экран его смартфона, который валяется на пассажирском сиденье, и я вздрагиваю. Рафа скашивает глаза на устройство и резко сворачивает не в ту сторону.
— Почему мы едем в особняк? — в ужасе бормочу я. Сердце колотится в горле и мешает говорить.
Я щиплю себя за руку, чтобы понять, что не задремала и не очутилась в очень правдоподобном кошмаре.
— Олег Владимирович приказал срочно привести вас домой, — чеканит Рафа, вмиг скрыв все человеческое за своей непроницаемой маской тупого громилы.
— Зачем? — спрашиваю, чувствуя, как вновь лечу в черную дыру, на дне которой меня ждет зубастый монстр.
Я точно знаю, что он задумал что-то мерзкое, унизительное и болезненное. Сокрушительное для моих тела и психики. Месть за мой отказ родить ему ребенка.
— Я не знаю, Ася, — тихо отвечает он, потирая влажную шею и старательно пряча глаза.
Я в беспомощной ярости ударяюсь спиной о сиденье и до крови закусываю кончик языка. Все его обещания помочь — пустышка. Стоят не больше шоколадки, что он мне сунул. На словах — герой, а на деле везет меня в лапы Цербера. И этому безотказному лакею все равно, что тот будет со мной делать.
Послушно привозит меня на место и выпускает из ловушки. Я как животное. Иду на негнущихся ногах. Если остановлюсь, или хотя бы замедлю шаг, он подтолкнет меня. Чего уж там, при любом сопротивлении этот пес, как обычно, схватит меня, взвалит на плечо и притащит хозяину. Держу пари, что он бы даже согласился держать меня, пока Цербер закрывает с помощью моего тела свои самые гнусные потребности.
Прежде чем войти в свой прижизненный склеп, оборачиваюсь. У меня достаточно смелости, чтобы смотреть на него. Пусть этот трус знает, что он соучастник моего медленного убийства.
Отводит глаза. Понятно. Он мне не помощник. Но Рафа все равно не отделается так просто.
Я медленно, оттягивая неизбежное как могу, поднимаюсь на второй этаж. Его спальня — место не более жуткое, чем любой другой уголок этого отвратного дома. Церберу все равно, где пользовать меня, но мне кажется, что больше всего он тащится, когда насилует меня в туалете погрязнее.
Я иду по коридору и с трудом сдерживаюсь, чтобы просто не убежать. Но там внизу, у двери, стоит Рафа, который мне этого не позволит. Каждый шаг — пытка. Пальцы на руках и ногах немеют. Я на грани обморока, но он все никак не происходит. Я всегда в сознании, что бы он ни делал.
Подхожу к приоткрытой двери и застываю. Звуки, которые доносятся из комнаты, не спутаешь ни с чем другим: его тяжелое дыхание, хлюпанье, хлопки голых тел и женские стоны. Громкие стоны. И голос мне знаком.
Протягиваю руку и толкаю дверь вперед. Натыкаюсь на затуманенный взгляд Алекс. Ее разбитая губа перекошена сладострастной гримасой, а под глазом огромная гематома. Впрочем, моей бывшей подруге сейчас плевать на заплывший глаз и мое присутствие.
— Сильнее, сильнее, — стонет она, смотря мимо меня.
Хлюпанье и хлопки становятся нестерпимо громкими.
Поднимаю глаза, и взгляд Цербера вгрызается в меня. Мерзкая улыбочка искажает влажные губы, и он начинает еще активнее работать бедрами. Охаживает ее в собачьей позе.
Мне все равно, что Алекс решила отомстить мне, прыгнув на его член. И уж тем более я не ревную Цербера. Сейчас тело отказывается повиноваться, потому что я не могу сообразить, зачем он приказал мне прийти.
— Что встала, принцесса? — хрипло гаркает Цербер. — Либо присоединяйся к нам, либо пошла вон.
— Глубже, малыш, — умоляет его Алекс, пялясь на меня и довольно ухмыляясь. — Сейчас кончу.
Он просто захотел меня унизить. Вот и все. И она тоже. Плевать — он и так уже размазал меня по подошвам своих ботинок. Гордости уже нет. От меня не осталось ничего.