Двойня для Цербера

— Спроси, нравится ли мне это, — приказываю я так громко, что сама пугаюсь собственного голоса.

— Это не мое дело, Агния Алексеевна, — его голос глухой и подрагивает где-то в сердцевине. Это что-то новое, и почти человеческое.

Я достану тебя. Буду долбить в одно место снова и снова, пока не докопаюсь до совести. Хотя бы до отголосков, которые от нее еще остались.

— Спроси, нравится ли мне это, — упрямо повторяю я, смело глядя ему в глаза. — Спроси, раз уж смотришь на меня как побитая собака.

— Вы любите Олега Владимировича, Агния? — вдруг спрашивает эта шестерка, и меня передергивает.

Он реально так думает? Думает, что я люблю этого монстра? К горлу подступает тошнота при одной только мысли, что кто-то может полюбить Цербера.

— Наклонись ко мне, — прошу я царапающим горло шепотом. Рафа повинуется. Склоняется надо мной. Еще пара сантиметров, и мы соприкоснемся. — Я его ненавижу. Ненавижу все, что он со мной делает. Слышишь?

— Агния, он сложный человек, но любит вас, — вновь несет он эту чушь.

Сам в нее не верит, а продолжает повторять как заведенный.

— Как же ты мне мерзок, — проговариваю еле слышно, отвернувшись к стене. — Не хочешь видеть, что он творит. Живешь своими тупыми иллюзиями. Дай мне халат.

Он молчит. Стерпел, хоть желваки заходили, а кадык задрожал. Проглотил мою желчь и даже не поморщился. Ответить Рафа не имеет права, зато я могу задевать своего тюремщика сколько влезет. Вот только от этого не легче.

Рафа облегченно выдыхает, радуясь, что можно отдалиться от меня хотя бы на время. Он берет с кресла черный шелковый халат и подает его мне, стараясь не смотреть и не касаться.

— Вот, — выдает он вместе со скользнувшим по моему телу взглядом.

Я знаю этот взгляд. Он хочет того, что со мной делает Цербер. Да взять никогда не решится. Даже если сама предложу. Интересно, Рафа так боится расстроить хозяина, или просто не хочет, чтобы Цербер оторвал ему голову?

— Отвернись, — огрызаюсь я, готовая ударить его.

Рафа быстро исполняет приказ, впрочем, не пытаясь уйти. На нем сегодня рубашка с коротким рукавом, и я успеваю заметить огромную татуировку на все предплечье. Женский портрет. Вероятно, жена. Ей повезло умереть и не увидеть, в какое ничтожество превратился ее муж.

Я с большим трудом, скрипя зубами от боли, одеваюсь и на одеревеневших ногах плетусь в ванную. Сажусь на унитаз и со слезами опорожняю мочевой пузырь. Теперь, когда я удовлетворила базовые нужды организма, в голове вместе с пульсацией висков проявляются его слова. Цербер хочет ребенка. От меня.

Никогда. Никогда такого не будет. Я не отдам ему своего малыша. Да и никогда не полюблю ребенка, рожденного от насильника-садиста.

Ощупываю свои грудь и совершенно плоский живот все еще немыми руками, словно так можно определить, случилось это со мной или еще нет. Я не пью таблетки, а он не пользуется презервативами и постоянно кончает в меня.

Я пытаюсь вспомнить, когда у меня последний раз были эти дни. Они иногда сбиваются, но вроде были недавно. И меня не тошнит по утрам. Я чувствую себя как обычно. Значит, мне везло. Пока. И теперь я сделаю все, лишь бы не забеременеть от него. Все.

Я умываюсь ледяной водой и возвращаюсь в спальню. Рафа стоит в той же позе, словно в ожидании нового приказа.

— Где он? — спрашиваю максимально стервозным тоном.

— Олег Владимирович уехал в офис, — отчитывается он монотонно как солдат на смотре.

Мое сердце радостно подлетает в груди. Прекрасно. Вот он, мой шанс обезопасить себя.

— Мне нужно в аптеку, — выдаю капризным тоном, открываю шкаф и принимаюсь сдергивать одежду с вешалок.

— Агния, в кухне есть большая аптечка. Хотите, принесу? — тут же включает он лакейскую услужливость.

Или это нечто другое? Что, и этот пытается меня контролировать, хоть и прикрывает гнилой заботой и сострадательными взглядами?

Я усмехаюсь и подхожу к нему почти вплотную. Не спеша, скольжу по своему тюремщику презрительным взглядом. Ведь Цербер зовет меня испорченной мажоркой. Что бы не побыть таковой?

— Мне нужны тампоны, — ухмыляюсь я. — Доволен?

— Простите, Агния, — выдает он сдавленным голосом и отводит взгляд. — Я выгоню машину из гаража. Буду ждать вас внизу.

— Посмотри на меня, — прошу я и протягиваю к нему все еще подрагивающую руку.

Рафа привык выполнять приказы. И потому смотрит на меня в упор, прямо в глаза. У него нет храбрости и наглости Цербера, чтобы пялиться на мое тело. По крайней мере, не исподтишка. Трус. Жалкий трус.

— Агния, — тихо произносит он мое имя, словно умоляя меня прекратить.

Касаюсь кончиками пальцев его гладковыбритой щеки. Меня трясет. Трясет от отвращения. Меня тошнит от мужчин в принципе, а от Рафы и его хозяина в первую очередь. Но у меня нет выбора. Мне нужен тот, кто прикроет хотя бы в мелочах.

На его накачанной шее пульсирует венка, а зрачки расширяются, делая взгляд болезненно-глубоким. Лишь бы мне хватило сил не отдернуть руку.

Я поглаживаю его стремительно багровеющую щеку и улыбаюсь. Пусть пес видит, что игрушка хозяина благосклонна. Уверена, что он возбудился, увидев меня голой. Все мужики такие: думают членом, а не головой.