Двор льда и пепла

По моим рукам пробежали мурашки. Я прижалась лбом к прутьям своей камеры, надеясь разглядеть девочку. Я смогла увидеть только ее руки между прутьями, зато поняла, что мы были не одни. Напротив, левее от камеры Калисты, в углу кто-то скорчился под грязным одеялом.

Третий пленник не двигался, не говорил ни слова, и я сосредоточилась на Калисте.

– Нам нужно выбираться отсюда. Ты можешь написать нам дорогу?

– Нет, – надулась она. – Они забрали мои свитки и руны.

Я закрыла глаза. Думай.

– Вода прибывает. Может, мы сможем найти дыры и послать сигнал, или, когда они придут забирать ведра с отходами, мы сможем…

– Напасть на них? Да ладно тебе, доброе сердце, они же не дураки. Они приходят не с пустыми руками.

– Мы не можем ничего не делать. В королевстве поднимается восстание. И он там. – Чертов хаос. Я не могла произнести имя Валена, впрочем, оно и к лучшему, если Руна собиралась пытать меня.

Калиста снова захихикала.

– Хотела бы я посмотреть на его лицо, когда он все понял. Он теперь напыщенный аристократ? Или властный правитель? Или, наоборот, мягкий?

– Он… – От мыслей о Валене в горле встал комок. Когда меня утащили, в ушах у меня звенели лишь его отчаянные крики. – Он не хочет трон. И он совсем не такой. Он сильный, но неуверенный. Суровый, но нежный.

– Ха, – сказала она. – Похоже, он не знает, кто он такой, и ему нужно просто выбрать один из вариантов.

Я рассмеялась, царапая пересохшее горло.

– Да, наверное, ему стоит.

– Грядет, – раздался горловой, хрипловатый голос из третьей камеры.

Заключенный не пошевелился, не откинул одеяло. На мгновение я подумала, что мне показалось, но Калиста хихикнула.

– Это Калачик, по крайней мере, я его так зову, потому что он все время спит калачиком. – Она снова хихикнула. – Он постоянно такое говорит.

– Кто он? – спросила я. Сам пленник вряд ли бы это сказал.

– Не знаю. Они часто приходят за ним, но он никогда не рассказывает, что они делают. Но он не дерется. Он всегда их слушается, но он очень, очень стар, так что, думаю, вот что случается, когда ты застреваешь тут слишком надолго.

– Они не зовут его по имени, когда приходят?

– О нет. Злюки. Меня они называют ведьмой, а его – по-разному. Я обычно говорю им заткнуться, но, думаю, их это только смешит.

– Ты добра к нему, – сказала я. – Это ты доброе сердце, Калиста.

– Неправда, – заспорила она. – Я злая и все переживу. Но Калачик никого не обижает, и он иногда учит меня словам, поэтому мне не нравится, когда его обзывают.

Я приподняла брови и снова посмотрела на неподвижного пленника.

– Он помогает тебе писать новые судьбы?

Мог ли он стать нам союзником?

– Нет, только найти слова. Он знает их больше меня, правда, Калачик?

Заключенный плотнее натянул одеяло на плечи.

В блоке камер лязгнула дверь. Мы замолчали, услышав тяжелые шаги. Я старалась подготовиться к чему бы то ни было. Если Руна станет меня пытать, я не дрогну. Я буду смотреть ей прямо в глаза и не преклоню ни шеи, ни колен. Не перед ней.

И все же, когда три ворона остановились перед моей клеткой, живот скрутило от страха. Они злобно ухмылялись, отпирая замок.

– Давай вставай, – сказал один из стражников. Он схватил меня за руку, ущипнув кожу. – Королева хочет видеть свою сестру.

– В прошлую нашу встречу она сказала мне, что у нее нет сестры, – сухо сказала я, поморщившись, когда стражник крепче сжал мою руку.

– Ты бы поучилась затыкать рот, девочка, если у тебя есть хоть капля мозгов.

– У меня их нет, поэтому я планирую говорить, пока ты не сойдешь с ума.

Калиста хихикала, и охранник ударил прутом по ее решетке.

Больше они со мной не разговаривали. Меня вытащили из прохладных подземелий и повели по коридорам замка. В голове пронеслись воспоминания о том, как я бегала по ним невинным ребенком. Тогда Колдер еще был приятным кузеном, а мы с Руной уютно устраивались в кроватях друг у друга по ночам и хихикали, пока не засыпали.

Я подняла подбородок, когда стражники ввели меня в тронный зал. Не кланяйся. Не трусь. Это не король. Настоящий король лежит рядом с тобой по ночам.

На возвышении, в креслах с высокими спинками, Руна и Колдер наблюдали за моей жалкой процессией. Колдер отрастил темно-золотой чуб на подбородке. Увесил пальцы кольцами. На плечах его лежала мантия из пушистого белого меха. Его лицо было холодным и неестественно аккуратным, словно высеченным из камня, черты заострились. Руна предпочла золото, начиная от платья и заканчивая изящными золотыми цепочками в волосах и золотой пудрой вокруг глаз, оттенившей их синеву.

Я старалась не смотреть, но прекрасно понимала, что рядом с ней стоят непоколебимые мать и отец. Правый глаз отца перекрыла страшная повязка. Моя мать похудела так, что от нее остались кожа да кости. Всегда гордая Мара Лисандер теперь была бледна и встревожена.

Вороны заставили меня встать на колени, а затем отошли.

– Кузина, – обратился ко мне Колдер после долгой паузы. – Рад, что ты снова здесь. Мы так давно не виделись.

– Как по мне, недостаточно.

Ворон дернулся ударить меня, но Колдер поднял руку, злобно усмехаясь.

– Твой острый язык всегда меня забавлял, Элиза.