Нельзя не признать — монашенки ни разу не попали в беду, хотя некоторые деревушки, ютившиеся на склонах холмов, кишмя кишащих разбойниками, находились в нескольких днях пути от города. Отец Адольфус, пока бы жив, без конца ходил из деревни в деревню собственноручно созданного прихода. Люди почитали его не только за святость, но и за удивительные дипломатические и организаторские способности, которыми он обладал, будучи членом ордена иезуитов. Ему даже удалось завоевать уважение китайских крестьян, так и не перешедших в христианство, живших бок о бок с его новообращенной паствой. Доктор слышал немало историй о том, как седобородый старик, путешествовавший верхом на осле, помогал разрешить споры о дележе колодца или же, проявляя воистину соломонову мудрость, улаживал семейные ссоры, а иногда прекращал многолетние распри из-за земельных наделов, разделяя участки так, что оставались довольны все заинтересованные стороны.
Отец Адольфус заложил с десяток церквушек, разбросанных по разным деревням, в которых, в общей сложности, проживало около тысячи новообращенных душ. Он выбрал в пасторы достойных людей, пользовавшихся любовью в своих общинах. Однако после смерти отца Адольфуса им редко удавалось удержать горячие головы своей паствы от необдуманных поступков или же разрешить конфликты, которые вспыхивали каждый год, когда христиане отказывались платить традиционную подать местным храмам. Доктор, понимая, что в память о старом священнике необходимо сохранять мир, признавал всю важность регулярных визитов, которые монахини наносили в деревни. Катерина и Елена были не только связующей ниточкой с большим христианским миром, находившимся вдали от деревень, они были своего рода наследницами Адольфуса, соблюдали преемственность, что успокаивающе действовало как на новообращенных, так и на крестьян, оставшихся преданными вере предков. Доктор очень волновался за монахинь, но осознавал, что не может воспрепятствовать их поездке.
Он также понимал, что нельзя закрывать глаза на недавние происшествия, когда в некоторых деревнях злоумышленники сожгли несколько сараев, принадлежавших христианам. В результате
— Все равно я имею право волноваться, — заявил Аиртон в предрассветный час хохочущей сестре Елене, которая в свете фонаря грузила на мула седельные сумки. Она сменила монашеский чепец на простую крестьянскую косынку, надела штаны и толстый жакет с подбоем, отчего ее полная фигура утратила форму. Монахини, отправляясь за пределы Шишаня, давно уже привыкли облачаться в удобное китайское платье, что стало своего рода традицией.
— Еще раз спрашиваю, вы достаточно взяли в дорогу еды? — спросил Аиртон.
— А я еще раз повторяю: да, да, да, да.
— Вот и славно, — проворчал доктор. — Надеюсь, вы знаете, что делаете. Вы уже ездили в ту деревню?
— Кучу раз. Кучу раз, — ответила сестра Елена, затягивая веревку. — Послушайте. Я еду к друзьям. Вам нужно не иметь страха. Меня в Башу любят. И Катерина, когда ездит в Башу, — ее тоже любят. Они говорят: «Добро пожаловать. Добро пожаловать. Дайте нам еды и крепкой выпивки тоже». Вам не о чем беспокоиться.
— Пусть так, пусть так, но я не понимаю, отчего вы не хотите взять с собой конюха.
— А зачем я нуждаюсь в
На мгновенье она сделалась серьезной. Доктор глянул на румяные щеки и теплые карие глаза, заметив на огрубевшей коже лучики морщинок, встревоженно нахмуренный лоб. Сестра Елена выглядела старше своих двадцати восьми лет.
— Доктор, — сказала она. — Я за вас именно волнуюсь. Мы с Катериной заметили, что вы изменились после того, как спустились с Черных холмов. За чего, доктор? За чего вы такой тревожный? Не может быть, что за сказочных боксеров. Вы… из-за мисс Дэламер?
Аиртон попытался высвободить руки.
— Почему вы спрашиваете?
— Вы таким образом на нее смотрите. Когда думаете, что никто не видит. Ваши глаза… они имеют боль, — просто ответила монашенка.
— Что за вздор.
— Нет, доктор, мы с Катериной это видим. И вы правы от того, что волнуетесь о мисс Дэламер… С мисс Дэламер не хорошо. Послушайте простую крестьянскую девушку. Ее душа взволнованна, а может, это еще не все…
— Что вы хотите сказать?