— Нездоровится? — тупо повторил Френк. — Как нездоровится? Что с ней? — Он привстал с дивана. — Она заболела? Мне надо к ней.
— Присядьте. Боюсь, у нас для вас дурные вести, — произнес Аиртон. — Видите ли, в чем дело… Когда вы уехали, мы узнали… — Он нервно кашлянул. — Мы узнали, что…
— Что Элен подхватила грипп, — быстро произнесла Нелли.
Аиртон потрясенно уставился на жену.
— Она простудилась? — несколько озадаченно спросил Френк. — И все?
— Это не совсем простуда. Все гораздо серьезнее, — проговорил Аиртон, чувствуя, как полыхают щеки. — Это новая форма гриппа, довольно заразная, и… и она очень больна, — промямлил он.
— Как она? — Теперь Френк выглядел не на шутку встревоженным. — От гриппа ведь не умирают. Так? Может, у нее воспаление легких? Ее жизнь в опасности?
— Нет, — замотал головой Аиртон. — Обычный грипп. Но ей очень, очень нездоровится, и в данный момент…
— Вы что, хотите сказать, что я не могу навестить собственную дочь?
— Мы думаем, сейчас ее лучше не беспокоить дурными вестями, — успокаивающе произнесла Нелли. — Элен очень слаба, и, думаю, доктор боится, что она будет очень переживать, если услышит столь ужасные новости. Правильно, Эдуард? Давайте, мистер Дэламер, вы лучше примете ванну и отправитесь спать. Вы отдохнете, а утром вашей дочери будет легче. Мы расскажем, что вы приехали, и… о Томе расскажем тоже.
— Отлично, — кивнул Френк, в голосе которого послышались нотки недовольства. — Утром, так утром. Скажите, как она? Уже пошла на поправку?
— Ну конечно, — отозвалась Нелли. — Просто доктор считает, что ее сегодня вечером лучше не беспокоить.
Кликнули A-ли, который повел Френка принимать ванну. Когда Дэламер ушел, Нелли откинулась в кресле и тяжело вздохнула.
— Солнышко, какая муха тебя укусила? — ошарашенно спросил Аиртон. — Зачем ты солгала?
— Эдуард, ну неужели ты не понимаешь? Как можно сейчас говорить правду? Жизнь Тома висит на волоске. Мы никогда не встречали человека более горячего и несдержанного, чем Френк Дэламер, Господи благослови его. Бог знает, что он натворит, если все узнает. А если он расскажет Тому? Френк не умеет хранить секреты, с тем же успехом мы можем объявить обо всем на рыночной площади. Я не желаю, чтобы на моей совести была смерть достойного молодого человека. Нам всего-навсего нужно подождать неделю. К этому времени Том уже достаточно оправится и сможет выдержать такой удар. Если он узнает обо всем сейчас, то потеряет волю к жизни.
— Как же нам сохранить тайну?
— Будешь держать Элен в постели и лечить ее от гриппа или любой другой болезни, которую тебе удастся отыскать в справочниках. Главное, чтобы все выглядело правдоподобно. Опиума Элен получать не будет, поэтому можешь не волноваться о том, что кто-нибудь уличит нас во лжи, — выглядеть она будет плохо. Завтра утром, прежде чем она встретится с отцом, мы вместе поговорим с ней и расскажем, что на карту поставлена жизнь Тома. Поверь, она поймет и послушается нас. У нее не будет другого выхода.
Аиртон покорно кивнул и пригубил виски.
— Нелли, — произнес он, прервав долгое молчание. — Я еще кое о чем беспокоюсь. Очень беспокоюсь.
— О чем же?
— Даже не о чем, а о ком. После того, что случилось с Френком, мы должны признать, что боксеры представляют опасность. А сестра Елена уехала в деревню.
— Знаю. Я уже о ней подумала. Но что же нам сделать?
— Завтра утром первым делом пошлю за ней Чжана Эрхао.
— А пока нам остается лишь молиться за нее. Какой ужасный день, Эдуард! Что происходит? Кажется, весь мир рушится.
Когда сестра Елена добралась до окраины Башу, уже смеркалось. Две дочки пастора Джона — Мэри и Марта ждали ее на вершине холма. С чувством облегчения они услышали стук копыт ее мула.
Девчушки были такими же веселыми, как и в прошлый раз. Мэри уже исполнилось четырнадцать, и по деревенским меркам она была красавицей. Широкие скулы и нос-пуговичка выдавали в ней крестьянку-северянку, однако румяное личико, озорные глазки, пухлые красные губы и ямочки на щечках, появлявшиеся, когда девочка улыбалась, напоминали о неприступной принцессе из пекинской оперы. Мягкие, словно шелк, волосы были заплетены в косу и повязаны синей лентой. При ходьбе коса моталась из стороны в сторону. Девчушка будто пританцовывала, напоминая Елене своей походкой радующегося весне жеребенка или олененка. Сестра Елена даже представить себе не могла менее подходящую кандидатуру в Христовы невесты, однако Мэри собиралась стать монахиней. Елена и Катерина с разрешения отца девочки пообещали отвезти ее в монастырь в Тяньцзине, когда ей исполнится шестнадцать лет.
Двенадцатилетняя Марта была полной противоположностью сестре. Подчас, когда маленькая серьезная девчушка принималась внимательно рассматривать Елену, казалось, в ее взгляде читался недюжинный жизненный опыт, а в глазах стояла такая печаль, что монахине хотелось ее обнять и нежно прижать к груди. Елена знала обеих девочек с их рождения и души в них не чаяла.
Девчушки, хохоча, распевали гимн, которому их научила Катерина два месяца назад: