Дворец райских наслаждений

— Потому что теперь в его руках немалая власть. Я слышал, теперь он занимает высокую должность в обществе «Черных палок». А еще ходят слухи, что он возглавляет одну из банд боксеров. В прежние времена можно было бы обратиться к властям, однако сейчас ситуация изменилась к худшему. Вы сами это заметили, когда сегодня утром были у мандарина. Вас не удивило, что мандарин практически ничего не сказал? Вы же заметили, что по ямэну ходят странные, незнакомые вам люди. Боюсь, грядут неспокойные времена.

— Мы хотим предупредить вас, Дэ Фалан, — произнес Цзинь. — Покуда есть время, берите господина Кабота с дочерью и уезжайте из Шишаня. Быть может, вам следует предупредить других иноземцев. Что бы там народ ни говорил, я считаю, что боксеры представляют собой серьезную угрозу. Скоро они уже будут в Шишане. Если это произойдет, мандарина никто не станет слушать. Каждый иноземец и каждый друг иноземца окажутся в смертельной опасности. К тому же теперь у Жэнь Жэня есть основания избавиться от вас и вашей семьи. Если в Шишань придут боксеры, вся власть окажется в его руках.

— Я его не боюсь, — прорычал Френк.

Лу глянул на Цзиня. Купец кивнул:

— Зря, дорогой друг. Он уже убил одного человека, который был тебе дорог.

— Ты о ком?

— Скорбя сердцем, должен вам сказать, хотя я и надеялся уберечь вас от этой вести, что, скорее всего, он убил вашу спутницу Шэнь Пин. Я надеялся, что вы об этом никогда не узнаете.

Френк остолбенел.

— Я сказал вам, что она уехала в деревню, но это не так. Жэнь Жэнь бил и пытал ее за то, что Шэнь Пин осмелилась в вас влюбиться. Потом она повесилась, когда матушка Лю убедила вас в том, что девушка изменяла вам. Возможно, Жэнь Жэнь своими руками затянул веревку на ее шее. Возможно. Простите, друг мой.

Френк попытался что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни слова. По щекам градом катились слезы. Он безуспешно попытался вытереть лицо салфеткой, шмыгнул носом, вскочил, сел, издал дикий, жуткий стон отчаяния и, снова вскочив, кинулся к двери.

Лу и Цзинь попытались схватить его, но он стряхнул их с себя.

— Простите, господа, — проговорил он сквозь рыдания. — Я несколько не в себе.

Лу и Цзинь вернулись к столу с остатками трапезы. Они переглянулись, но сказать друг другу им было нечего.

— Дэ Фалан забыл шляпу, — произнес Лу Цзиньцай, прервав долгое молчание.

— Бедный Дэ Фалан, — сказал Цзинь.

— Бедные мы, — после еще одной длинной паузы промолвил Лу Цзиньцай.

* * *

Когда Френк вышел из ресторана, он не имел ни малейшего представления, что будет делать и куда собирается пойти. Дэламер попятился, оглушенный вонью, гамом и суматохой главной улицы. На него заорал погонщик, правивший огромным фургоном, и Френк отскочил в сторону, наступив в лужу лошадиной мочи и перемазавшись в навозе, который теперь покрывал его сверкающие лакированные туфли. На нем был измазанный желтым домашний костюм, в котором он явился в ямэн. Френк почувствовал, как солнце печет непокрытую голову. Ему пришлось сощуриться от яркого света, чтобы хоть как-то разобраться в творящемся вокруг него. Торговец не осознавал, насколько сильно он пьян, не отдавал отчет о глубине своего потрясения. Прохожие при виде покачивающегося раскрасневшегося иноземца окидывали его равнодушными взглядами или странно улыбались.

Френк с трудом понимал, где находится, впрочем, его это не волновало. Перед его глазами стояло смеющееся лицо откинувшейся на подушки девушки, девушки, о которой в последние несколько месяцев он даже не вспоминал. Веселые глаза на знакомом скуластом личике взирали на него с иронией, большой рот был приоткрыт, виднелись белые зубки. Казалось, с губ девушки вот-вот сорвется ласковый укор.

Воспоминания о Шэнь Пин острой болью пронзили сердце. В ушах стучала кровь. Френк буквально задыхался от горя и стыда. Перед глазами замелькали другие образы, столь яркие, как будто Френк сидел в синематографе: беседа с Матушкой Лю, ее натянутая улыбка, когда хозяйка публичного дома, крутя жемчужное ожерелье, жестоко, не щадя его чувств, поведала об измене Шэнь Пин, разбив его сердце; жуткие, дикие слова, оказавшиеся ложью, в которую мог поверить только такой болван и остолоп, как он; ухмылка на лице Жэнь Жэня, мимо которого он пробежал, в отчаянии кинувшись к двери; длинная ночь, проведенная за столом с бутылкой виски перед чернильницей и листком бумаги, когда он пытался сочинить жестокое письмо Шэнь Пин, которое, как он сейчас понимал, должно быть, сыграло не последнюю роль, когда его возлюбленная приняла чудовищное решение. Слова Лу Цзиньцая звучали в ушах подобно крикам фурий: «…осмелилась в вас влюбиться… повесилась, когда Матушка Лю убедила вас в том, что девушка вам изменяла».

Френк, брел по главной улице, сам не зная куда, не обращая внимания на людей, спешивших уступить ему дорогу. Его снова преследовал образ Шэнь Пин, но теперь в лице девушки не было ни кровинки, а сама она висела на веревке в темной комнате. Горящие глаза смотрели на Дэламера с укором. Как он мог быть таким слепцом!