Дворец райских наслаждений

Септимус стоял, приосанившись. Прижав к груди одну руку и вздернув бороду, он старательно выводил слова гимна. Ему вторила супруга. Дети выстроились по росту в два ряда справа и слева от родителей. Хирам гордо стоял возле отца. «Только поглядите на них, — подумал доктор. — Они умрут вместе, спокойно, с чистым сердцем». Аиртон ощутил приступ зависти. Сможет ли он сохранить выдержку до конца, после того как расстанется с Нелли и детьми? На мгновение доктора охватил ужас. Он представил, как в одиночестве преклоняет перед плахой колени, а сверху опускается меч палача. Не станет ли он громко плакать и молить о пощаде? Не опозорит ли он свою семью, доброе имя, Бога, в которого верует? Не выставит ли он себя трусом? Ведь он-то знает, что в самые отчаянные моменты ведет себя как трус. Потом доктор заметил стоявшего в стороне от других Бартона Филдинга, который с беспокойством оглядывался по сторонам. «Ну вот, пожалуйста», — с горечью подумал Аиртон. Ну уж нет. Он не Бартон. Он будет стойким. «Я правильно поступил, я сделал верный, единственно возможный выбор», — подумал доктор. Сатана показал ему лазейку, но доктор не забыл о своем долге и не поддался искушению. Он делал то, что должно, как бы это ни было тяжело.

Напоминавший панихиду гимн почти закончился — остался только один куплет. Аиртон покрепче сжал книжечку с текстами, и баритон доктора вознесся над хором, оказавшись сильнее даже богатого, насыщенного голоса Милуорда:

В предсмертный час на крест Свой укажи,Звездою утренней средь тьмы гори,Светлеет небо новою зарей,В жизни и смерти Ты пребудь со мной[40].

В эту последнюю ночь они взяли детей к себе в спальню. Джордж и Дженни спали неспокойно, бой барабанов тревожил их грезы. Доктор Аиртон и Нелли уже давно сказали друг другу все, что хотели. Говорить было больше не о чем, поэтому они просто сидели рядом, взявшись за руки, и смотрели на своих детей. На полу стоял небольшой кожаный чемоданчик с вещами.

Сразу же после полуночи доктору показалось, что он услышал какой-то звук, однако, открыв ставни, он увидел лишь безлюдный двор. Они ждали. Пробило час.

— Как ты думаешь, Нелли, может, это все обман? — прошептал он. — Или с ним что-то случилось?

Она ничего не ответила и лишь сжала его руку. Они все ждали. Часы пробили два.

— Я этого больше не вынесу, — пробормотал Аиртон. — Мне хочется кричать.

— Надо набраться мужества, Эдуард. Возьми себя в руки, — промолвила Нелли.

— Господи, ты не представляешь, как я тебя сильно люблю.

— Я знаю, — отозвалась она. — Знаю.

Вдруг оба замерли, услышав короткий стук в окно. Ни Аиртон, ни Нелли не могли поверить в то, что наступил момент расставания. Снова раздался громкий стук. Нелли поднялась, быстро открыла ставни и отшатнулась, прижав ладонь ко рту. В окно быстро залез одетый в черное человек. Супруги увидели, как незнакомец уверенно прошел к двери и, слегка приоткрыв ее, выглянул в коридор. Стоявшая в доме тишина, по всей видимости, вполне удовлетворила мужчину. Он повернулся к Нелли и Эдуарду, и свет лампы озарил его лицо. Доктор окоченел, а его супруга ахнула.

— Господи Боже, что с вашим лицом? — прошептал Аиртон.

— Вы правы, хорошего мало. Последние несколько недель меня очень тепло принимали в ямэне, — кивнул Меннерс. — У вас есть зеркало? Ага, теперь я понимаю, что вас так потрясло. Отвратительно зрелище. Впрочем, ладно. Где Элен Франсес?

— У себя в комнате, — ответила Нелли.

— Так приведите ее. Как можно тише. У нас мало времени.

Нелли выскользнула за дверь.

— Итак, доктор, я полагаю, вы в добром здравии.

— Более чем, — ответил Аиртон.

— Рад слышать, — кивнул Генри.

— Я с вами не еду, — выпалил доктор.

— Вот как?

— Именно. Мое место здесь, с остальными. Я им нужен.

— Вы представляете, что случится с теми, кто останется?

— Да, вполне.

— В таком случае вы либо слишком благородны, либо слишком глупы, либо слишком отважны. Впрочем, какая разница? Вы едете с нами.

— Вы не сможете увезти меня силой.

— Верно. Но если вы не поедете, другие тоже останутся здесь.

— Как вы можете? Прошу вас, заберите женщин и детей. На вашем месте согласился бы даже варвар.

— Нет, доктор, так не пойдет. Либо едут все, либо все остаются.

— Вместо меня поедет Том Кабот.

— Боюсь, это не вам решать. Слушайте, доктор, я не шучу. Если вы отказываетесь со мной ехать, я всех оставлю здесь. Так что решайте быстрее.

— Вы что, бросите Элен Франсес?

— А вы рискните, проверьте.

— Да какая разница, поеду я или нет?

— Для меня — никакой. А вот для мандарина — большая. Это он поставил такое условие. Он, а не я решает, кому жить, а кому умереть.

— Безумие какое-то. Я вам не верю.