Дворец райских наслаждений

Когда она, вынырнув из забытья, раскрыла глаза, первым делом увидела его лицо. Она ясно помнила выражение его глаз: таких теплых, таких понимающих. Они лучились покоем и сразу внушали доверие. Сначала она подумала, что умерла, а склонившееся над ней лицо принадлежит ангелу или демону. В чертах кочевника, в загнутых вниз краешках губ, кривых зубах, клочковатой бороде, луноликом лице, иссеченном морщинами, словно жабья кожа складками, действительно сквозило что-то демоническое. На лице пролегли тени, которые отбрасывало пляшущее пламя костра. Она никогда прежде не видела такого лица. Оно было совсем чужим, едва ли человеческим, но глаза… Глаза лучились мудростью. Именно такими она представляла глаза ангела. На Элен смотрели глаза доброго человека, и инстинктивно девушка ощутила, что с ним она будет в полной безопасности. Она почувствовала, как он положил руку на ее лоб. Ладонь была теплой, кожа немного грубой, но прикосновение показалось девушке удивительно нежным. Глаза нависшего над ней незнакомца закрылись, а освещенное огнем лицо приобрело бесстрастное выражение, будто его обладатель погрузился в транс. Она услышала, как он заговорил глубоким, рокочущим голосом, который, должно быть, исходил из самого горла мужчины, поскольку его губы почти не двигались. Несмотря на то, что Элен не понимала ни слова, ей показалось, что незнакомец произносит заклинание. Через некоторое время она почувствовала, как ладонь на ее лбу становится горячей, обжигающие горячей, однако, как ни странно, ощущение было приятным. По телу разлились умиротворение и нега, и вскоре она провалилась в сон без сновидений. Пробудилась она уже в юрте. Ей все еще хотелось спать, она чувствовала голод, приятную истому, наполнявшую каждую клеточку ее тела, и жизнь, новую жизнь, пульсировавшую внутри ее тела. До нее донеслись знакомые голоса.

— Скорей, скорей, она проснулась! — кричали Джордж и Дженни. Мгновение спустя над ней склонилась улыбающаяся Нелли, а за ее плечом она увидела того самого незнакомца, скромно стоявшего в дверях.

Нелли рассказала, как в свете опускающегося вечера она с Орхон Баатаром скакала к ним от источника. Они умирали от голода и жажды. Доктор Аиртон, обхватив за плечи спящих детей, неподвижно стоял на коленях рядом с тлеющими углями, которые остались от костра. Нелли сказала, что никогда не видела на лице человека выражение столь глубокого отчаяния. Супруг едва ее узнал и, казалось, не понимал, что за бурдюк она ему протягивает. Сначала Нелли очень встревожилась — сперва она никак не могла разбудить детей, однако стоило напоить Дженни и Джорджа живительной влагой, как они быстро пришли в себя. Однако добудиться Элен ей так и не удалось. Что Нелли только не делала: и пыталась влить воду в рот девушке, и трясла ее за хрупкие плечи. Наконец женщина поняла, что Элен уже впала в предсмертное забытье. Пульс был таким слабым, что Нелли едва смогла его нащупать. Все это время Орхон Баатар сидел, не слезая с лошади, и наблюдал за ухищрениями Нелли.

Она закричала мужу, чтобы он сделал хоть что-нибудь, но доктор лишь посмотрел на нее пустым взглядом и понурил голову. В отчаянии она повернула искаженное судорогой лицо к монголу. Его неожиданное появление уже само по себе было чудом. Сможет ли он сотворить еще одно? Монгол спрыгнул с лошади и не спеша направился к Нелли. Встав на колени рядом с Элен, он прижал ухо к ее груди, чтобы послушать, бьется ли сердце, а потом, подавшись вперед и склонившись над лицом девушки, несколько раз сильно потянул носом, будто принюхивался к ее дыханию. Затем он положил руку на живот Элен и вопросительно посмотрел на Нелли, будто ожидая от женщины подтверждения своего невысказанного предположения.

— Да, да, она беременна, — закричала Нелли. — Ну и что с того? Она умирает. Умирает!

Орхон Баатар кивнул и что-то пробормотал. Нелли показалось, что он буркнул по-китайски: «Вернусь». После этого он вскочил в седло, хлопнул лошадь поводьями и ускакал в закат.

Впоследствии Нелли рассказывала, что именно в тот момент поняла всю глубину значения слов «быть брошенной».