Дворец утопленницы

Но Фрэнки не слушала, ее тошнило от этих лицемерных банальностей, от Джек, не желавшей верить, что она способна о себе позаботиться. А ведь она прекрасно жила здесь одна. Дописала новый роман, суливший надежду, светлое будущее, которого теперь не случится, потому что ее рукопись уничтожили, вышвырнули в окно, прямо в зловонный канал. И совершенно очевидно, кто за этим стоит. Гилли. С самого начала Фрэнки не доверяла этой девице, от одного ее вида приподнимались волосы на загривке, будто инстинкт подсказывал: что-то здесь нечисто. В голову пришла брошенная Гарольдом фраза – любовь и ненависть порой перемешиваются, – и тут же Фрэнки вспомнила, как Гилли подбадривала ее, как поощряла, как убеждала забыть о злосчастной рецензии и жить дальше. Что она там болтала про Вирджинию Вульф?

– Подозрительно это, тебе не кажется, – начала Фрэнки, – что Гилли ни с того ни с сего объявилась в Венеции?

Джек, казалось, озадачила внезапная перемена темы, но уже мгновение спустя ее лицо ожесточилось.

– Ох, Фрэнки, – отозвалась она, качая головой. – То ты ее не выносишь, то записываешь в лучшие подружки, то обвиняешь в… да я даже не знаю в чем. Ты и сама-то, наверное, не знаешь. Безумие какое-то.

– Безумие? – ощетинилась Фрэнки.

– Я не то имела в виду…

Но она имела в виду именно то, что сказала, и обе это прекрасно понимали.

– Зачем ты вообще меня сюда отправила? – спросила Фрэнки. – И зачем приехала той ночью, если думаешь, что мне прямая дорога в сумасшедший дом?

– Ничего подобного я не думаю. И предлагаю тебе не додумывать за меня. – Джек снова покачала головой. – А той ночью я приехала, потому что скучала. По тебе. По нам. – Она всплеснула руками. – И по глупости решила, что это твой способ со мной помириться, раз уж извиняться ты не умеешь.

– Извиняться? – Смех Фрэнки эхом прокатился по пустому двору. – Да за что мне извиняться?

Джек негодующе фыркнула.

– За свое поведение.

– Мое поведение?

– Именно. За свинское отношение ко всем вокруг, – едва ли не выкрикнула Джек.

Фрэнки хотела ответить, возразить, но слова не шли. Ведь это правда, она действительно вела себя по-свински, и много месяцев подряд они избегали друг друга, не созванивались, не встречались, и каждая, не желая уступать, будто надеялась взять другую измором. После «Савоя» обе сделали вид, что ничего этого не было, стремясь избежать ссоры, которая явно назревала задолго до Леонарда. Его появление, быть может, и спровоцировало разлад, но вовсе не стало его причиной. Отчетливо осознавая это, Фрэнки чувствовала, как по языку разливается желчь. Едкая, удушливая горечь. Эта женщина была ее единственной подругой, единственным родным человеком. Ссориться им случалось и прежде – какими только оскорблениями, какими обвинениями они не бросались сгоряча, обе взрывные и в пылу перебранки беспощадные. Но сейчас все было иначе. Упреки Джек не обдавали жаром сиюминутной ярости. Она говорила взвешенно, хладнокровно. И от этого ее слова застревали в груди, оседали каменной тяжестью, от которой уже никогда не избавиться.

Фрэнки не отрываясь смотрела на подругу, которой все эти годы доверяла безоговорочно. Они любили друг друга сильнее, чем родные сестры, но однажды что-то пошло не так. Сощурившись, она сказала:

– Не я отвернулась от лучшей подруги, как только на горизонте мелькнул ухажер.

– Ты несправедлива. – В голосе Джек слышалось предостережение.

– Правда? Ну и ладно, какая разница, для тебя ведь это все равно пустой звук.

– Что «это»?

– Да все наши разговоры про то, как мы состаримся вместе, переедем в домик на Шетландских островах, заведем стаю кошек.

– Ох, Фрэнки, – вздохнула Джек. И будто собралась добавить что-то еще, но так и умолкла на этих двух коротких словах, позволив им вместить все невысказанное, что оставалось между ними. – Вообще-то, скорее, выводок. Или семейство.

– Чего?

– Кошки не живут стаями, они одиночки. Так что, скорее, выводок, – объяснила Джек.

Фрэнки чувствовала, что они вот-вот сорвутся в пропасть. И в глубине души ждала этого момента, торопилась произнести вслух то, чего обе так долго избегали. Но вместо этого задала вопрос, который не давал ей покоя с самого приезда Джек и ответ на который она смутно угадывала, но все же боялась услышать, предчувствуя, что все ее неясные подозрения в этот миг станут реальностью.

– Почему ты так долго не приезжала?

– Что? – с запинкой выговорила Джек. Вопрос, похоже, застал ее врасплох.

– Что слышала. Где ты была все это время? Так мне ничего и не объяснила. Чем ты там занималась? Что это за важные дела такие, ради которых можно лучшую, с позволения сказать, подругу бросить на произвол судьбы? – Голос Фрэнки звучал твердо, размеренно.

Джек отвела взгляд.

– Где ты была? – повторила Фрэнки с нажимом, смертельно страшась ответа. Она не знала, что и думать, но готова была поспорить, что подруга утаила от нее нечто серьезное и, хуже того, до сих пор держалась за эту тайну.

– У меня была важная встреча.

– И что на этот раз? – рассмеялась Фрэнки. – Благотворительный раут? Возможность мелькнуть в прессе?

Джек решительно посмотрела ей в глаза: