Дым

— Себастьян говорил о цветах. Он сказал: «Поле цветов на дюжину сигарет». Наверное, так они получают раствор, тот, который оживляет сажу.

Она бродит между огромными перегонными кубами и вновь возвращается к маленьким бутылочкам с этикетками. Несоразмерность потрясает. Почти с трепетом она принимает цветок, который протягивает Чарли.

— Ты можешь вообразить размер плантаций, Чарли? Должно быть, на них работает половина империи.

— Зная наши власти — не сомневаюсь. И коммерческая империя Куперов тоже в деле. Твоя мать говорит, что у нас есть особая лицензия на импорт. В один прекрасный день я стану очень богатым человеком.

Чарли взглядом приглашает Томаса разделить его негодование, но отклика не находит. Томаса ничуть не интересует доля Чарли в цветоводческом предприятии; он отстранен, вернее, устранен и все еще отделен от других туманом собственных мыслей.

Убийца, все крутится у него в голове. Кровный брат.

Пословица гласит правду: яблоко от яблони недалеко падает.

Яблоки, падение. Исаак Ньютон: когда-то построил мост без гвоздей. А теперь, как говорил Себастьян, для строительства канализации приходится завозить немцев. Город пепла — Эш-таун, Эштон и какие-то выдуманные сыновья.

Отец.

«До чего же хорошо пописать, — думает Томас. — А ты трус, трус, упивающийся жалостью к себе». Он отходит обратно к двери на лестницу, упирается левой рукой в проем и рывком вправляет плечо.

К помещению с перегонными кубами с одного конца примыкает комнатка, тесная, как ящик, с отсыревшими стенами, с рабочими верстаками, привинченными к полу. Сюда и приносит Томас свое одиночество: стоит и терпеливо изучает комнатку.

Три верстака, каждый на двух человек. Рабочее место состоит из дубового табурета и маленького станка, в котором есть что-то от швейной машинки и точилки для карандашей. Всего шесть стульев плюс один стул для контролера — он поставлен в отдалении и обтянут зеленой кожей. На стене, словно шляпы или зонтики, висят шесть респираторов на пронумерованных металлических крючках. Рыжая от долгого использования резина, на каждом хоботе — объемный перфорированный фильтр, покрытый сажей. Томас долго смотрит на эти шесть масок, потом садится на один из табуретов, поворачивает колесико на станке и пытается понять его назначение. Вокруг вдоль стен стоят маленькие бочонки сажи с пометками о качестве — от «Альфа++» до «Гамма−». В центре верстака помещается коробка, полная квадратиков сигаретной бумаги; рядом с ней еще одна, побольше, с обычным табаком. В набор инструментов и материалов для каждого работника входит еще и пипетка.

Механически, держа в узде и мысли, и эмоции, Томас вставляет листок бумаги в станочек, берет щепотку сажи из ближайшего бочонка, смешивает ее с табаком и начинает сворачивать сигарету. В какой-то момент он вспоминает о пипетке, оглядывается через открытую дверь на полку с растворами, обнаруженную Ливией, представляет, как смесь табака и сажи поливают липкой жидкостью — теперь она готова к употреблению.

— Они носят респираторы, — произносит он вслух, хотя говорит сам с собой, а не с друзьями, — чтобы не вдыхать оживленную сажу. Маски защищают их и заодно усмиряют; а также не дают потерять ни грамма драгоценного состава. — Томас поднимается, снимает с крючка респиратор, раскладывает перед собой окулярами кверху. — Вот так они и сидят тут. Шесть рабов в масках, не знакомые друг с другом. И контролер — наверняка с дубинкой.

Он слышит, как к нему, привлеченная звуками, приближается Ливия, но продолжает бесстрастно перечислять факты и свои выводы.

— И вот эта дверь с тяжелым замком — она ведет в другое здание. Ты заметила его, когда мы подъезжали? Большой дом, похожий на крепость. Зарешеченные окна: это тюрьма. Конечно, те, кто здесь работает, никогда не будут выпущены на свободу. Иначе они расскажут всему миру правду о сигаретах. Нет, у каждого пожизненный срок. Интересно, какие преступления они совершили? Вряд ли что-то очень серьезное. Подделка, обман, особо хитроумная кража. Убийц к такой саже нельзя подпускать. У них могут возникнуть всякие идеи. — Томас смотрит на бочонки вдоль стен. — Жалкий урожай! Темная сажа — редкий товар. Но теперь все изменилось. Бассейны, ты говоришь, система фильтрации. Себастьян осушал выгребные ямы, чтобы извлечь из них накопленный за триста лет порок. Неудивительно, что Джулиус вложил в это дело свой капитал! Должно быть, твоя мать сказала ему, что это нужно для расширения производства. Прибыль была бы астрономической. Но вряд ли она сказала ему главное: что все это развеется как дым.

Он умолкает, когда Ливия садится на соседний табурет и вглядывается в его лицо.

— Разве это не приводит тебя в бешенство, Томас?

Он мог бы сказать: «Я не могу позволить себе гневаться. Это доставляет мне слишком большое наслаждение».

Или: «Мы видели, к чему приводит моя ярость».

Или: «Там, в доме Гренделя, прижимаясь к тебе всем телом, в штанах, мокрых от крови Джулиуса, я чувствовал, как в твоем бедре бьется жилка».

Но он просто пожимает плечами и смотрит, как расширяются ее ноздри, выпуская ниточки дыма.