Дым

Время идет. Едва заметное покачивание лодки на течении чередуется с рывками при каждом ударе весел. В какой-то момент Ливия понимает, что в лодке течь, что ее ноги и спина мокры не только из-за захода в воду. Но что делать? Она не может вычерпывать воду — нечем. Потом звук, издаваемый рекой под гнилыми досками днища, меняется. Ливия в тревоге приподнимается. Солнце немного сдвинулось к горизонту, и теперь видна спина Чарли, которая качается в такт гребле. Он сидит лицом назад и держит курс, ориентируясь по берегам. Должно быть, у него нет сил обернуться и посмотреть, что впереди. Ливия приподнимается на локте и выглядывает за борт. Ровной глади, на которой началось их плавание, больше нет. Они приближаются к мели, где над рекой торчат камни, а течение убыстряется. Почти тут же Ливия слышит под собой царапающий звук; воды в лодке становится больше.

— Впереди, Чарли. Пороги. Скорей. Или мы утонем.

Но они не могут остановиться. Когда Чарли пытается увести лодку от столкновения с большим валуном, одно весло переламывается. Утлое судно попадает в один водоворот за другим. Очередной камень таранит и повреждает корму, сквозь пробоину хлещет вода. К счастью, течение выносит их к травянистому берегу. Не советуясь с Чарли, Ливия выпрыгивает из лодки, по колено погружается в ледяную воду, хватается за нос и тянет лодку к суше. Действовать нужно быстро. Томас не может двигаться, а уровень воды в лодке неуклонно повышается. Пока они борются с его безвольным телом, целый борт рассыпается в труху. Они вытаскивают Томаса на берег через этот пролом, с тревогой нащупывают пульс. Ниже по течению река разгоняется еще сильнее и каскадом обрушивается вниз на пять ярдов. Выше по течению клонится к закату солнце. Наверное, они сумели оторваться от преследователей мили на три или четыре.

Если преследователи вообще существуют.

Какой-то звук прерывает размышления Ливии. Его нетрудно узнать: так хлопает ткань на ветру. Ливия вскакивает и обходит ряд кустов, достаточно плотных, чтобы назвать их живой изгородью. За ними она видит натянутую веревку, на которой висят рубашки и простыни. Половина веревки пуста: крепкая фермерша как раз снимает белье. Женщина тоже замечает Ливию и направляется к ней неспешной походкой; потом в поле ее зрения попадают Томас и Чарли.

— Вас тут трое! — кричит она издалека. — Мокрые, как новорожденные ягнята. Но где ваша лодка?

Ливия идет ей навстречу:

— Здесь есть деревня? Лекарь?

— Одна лига, вон в ту сторону, — машет рукой фермерша. И добавляет с привычной усталостью: — Это все мой муж, старый упрямец. Говорит, что любит жить в тишине. Вот мы и живем, благослови нас Бог.

В следующий миг она видит лицо Томаса. Почти всю грязевую замазку смыло водой, воротник рубашки красен от крови. Добродушие женщины как рукой сняло, теперь она говорит и действует очень решительно.

— Он жив? Тогда лучше отнести его в дом.

Не дожидаясь ответа, она скидывает снятое белье на руки Ливии, потом приподнимает голову и плечи Томаса.

— Что стоишь, парень, помогай, — бросает она Чарли. — Бери его за ноги.

До дома всего двадцать ярдов, но он прижался к склону холма так, что его почти не видно. Внутри тепло — в печи горит огонь. Первое помещение служит кухней и жилой комнатой; низкий потолок изрезан балками. Они укладывают Томаса на кухонный стол. Фермерша приносит ведро воды и чистые тряпицы.

— Поваляли тебя в грязи, как я погляжу, — говорит она, не обращаясь ни к кому в отдельности, и начинает очищать рану на голове Томаса. — О, тут и мох. Ага, это он остановил кровь. Ужасный порез, скажу я тебе, пол-уха как не бывало. И глубокая борозда в черепе, ровная, точно по линейке провели. Но вроде никаких трещин, во всяком случае, я больше ничего не вижу. Хм, странно пахнет твоя рана. Ты еще и обгорел? А, с ружьем баловался, все понятно. И к тому же бока тебе намяли, судя по синякам, да еще как намяли. Бог ты мой, только поглядите! Ты весь черный до самого живота. — Она расстегнула рубашку Томаса и обматывает его голову самодельными бинтами. — Ну вот и готово, птенчик. Запеленут, что твой младенец. Если дать тебе полежать и если в рану не попадет никакая зараза, то, может, и выздоровеешь. О, здрасте! А вот и он, наш собственный Лазарь. Одноглазый, прям пират морской! Доброго денечка вам, сэр, рада знакомству, только сами вы ничего не говорите, просто лежите и отдыхайте.

Может, его разбудила боль, а может, голос фермерши, низкий и приятный, но когда Ливия и Чарли наклоняются над ним, то действительно видят один глаз, тревожно взирающий на мир посреди тряпок, наискось пересекающих лицо. Вне привычного окружения остальных черт глаз больше не кажется таким яростным, каким помнит его Ливия. Скорее беззащитным. Но в конце концов, Томас только что вернулся из мира мертвых.

Ливия и Чарли одновременно начинают говорить, стараясь успокоить его.

— Не бойся, — говорит Ливия. — В тебя стреляли, но теперь все хорошо.

— Не бойся, — говорит Чарли. — Я отправляюсь за помощью. Здесь рядом есть деревня. Пошлю кого-нибудь к леди Нэйлор.