Дымовая завеса

— Вот и добро, что все так скучно и обыденно, ты еще и сам не знаешь, какое это добро. Просто отличная засада, и мы с тобой с нею хорошо справились. — Балакирев закряхтел на манер Хромова, словно бы передразнивая его, повел вперед правым плечом: опять боевая рана. — Я уже знаю все — и почему Лескина убили, и кто убил, и кто вот его, — Балакирев ткнул пальцем в сгорбленную хромовскую спину, — с пути истинного столкнул, и кому это надо. Знаю, кто убил второго парня, хотя не его нужно было, наверное, убивать: одного не знаю — почему его убили?

Имелись еще «белые пятна» в этом деле, которые надо было исследовать, побегать по ним, словно таракану, усами пощупать, десятка полтора листков извести на «геометрию» и, вполне возможно, ответы на вопросы не получить…

— Ох, Людмила-а! Ох, Людмила-а! — крутил головой Балакирев, чертя карандашиком привычные фигуры. Руки крупные, костистые, мослаки в запястье, что картофелины в хороший урожайный год, калиброванные, — крепкие руки. Обшлага рукавов едва дотягиваются до запястий. — Красивая девушка! Нежная, светящаяся, косточка хрупкая — тростинка, а не девушка, на тебя даже дышать и то, кажется, опасно, ну ладно сама за хитрым своим папашкой поплелась, иначе джинсов вовек те не видеть, но зачем ты с собой хорошего парня увлекла? Ему-то джинсы зачем? На зубы, что ль? Ох, Людмила! — Балакирев крутил головой, будто его снова начало жечь под лопаткой.

— Природа преступлений, Сергей Петрович, давно известна, — майор распечатал очередную пачку сигарет, — почти всегда это — слабость. Слаб человек, уступает самому себе, уступает ножу, деньгам, отцу, джинсам — и идет на преступление. Ваша распрекрасная Людмила — не исключение из правил.

Балакирев сжал кулак и с силой грохнул им по столу.

— Ну, механик Снегирев! Ты и за себя и за дочь свою должен сполна ответить! По двойной мерке!

— Вы напрасно жалеете Людмилу Снегиреву, Сергей Петрович, — майор с наслаждением затянулся, выбил несколько колец дыма: у него была своя «геометрия» — кольца, квадраты, ромбы — и все из дыма. — Она — вещь в себе. Знаете такую категорию людей: вещь в себе?

— Да я ее с ночного горшка, извините, знаю. С детских яслей, с детского сада!

— Людмила ваша — человек опасный. Не менее, если хотите, опасный, чем папаша.

— Это уже, товарищ майор, чересчур. Извините, конечно. Но… — Балакирев покрутил в воздухе рукой, будто дымные нитки наматывал на пальцы, подосадовал на себя: слишком много он делает лишних движений и жестов, вдруг сбился в речи, поугрюмел оттого, что в нем все заболело, заныло просквоженно — и старый шрам заныл, и истершиеся ломкие кости, и усталые мышцы, и такой же усталый, сделавшийся совсем тупым мозг — никак его не раскочегарить, выбило последние остатки соображения — все начало ныть в Балакиреве. — Но!..

Он поднялся, колупнул пальцем плакат на стенке — ненужное движение, бросил взгляд в окно, где виднелась пустая улица с выводком огненно-рыжих голенастых кур.

А ведь куры эти — убитого Лескина. Балакирев отвел взгляд в сторону — его пробила нехорошая мысль. Кто дежурил на почте, когда Балакиреву звонили из Петропавловска, из областного Управления внутренних дел? Людмила Снегирева. Подслушанный разговор она передала отцу. В тот же день Лескин был убит.

А кто заставил своего суженого, этого недотепистого специалиста по куриным прививкам быть связником и таскать на закорках рыбу? Людмила Снегирева.

А кто передал отцу сведения о том, что двум каларашским землепроходцам вместо икры была продана камчатская земля? Людмила Снегирева. Разговор был подслушан на почте. Людмила ведь там незаменимый человек: и телефонистка, и телеграфистка, и заведующая, и штемпелевщик — имеет доступ ко всему.

Майор молча смотрел на Балакирева. Тот с шумом втянул в себя воздух, выдохнул: не хотелось верить в то, что он осознал. Но факты — упрямая вещь.

Брать «лесных братьев», у которых, как выходило на деле, ничего не было: ни матери, ни отца, ни дома, ни родной земли, — решили ночью. Из области прибыло подкрепление — бригада на «рафике». Крутов тоже попросился, майор Серебряков поморщился — все-таки Крутов из другого ведомства, но, подумав, разрешил: в конце концов меткий стрелок-разрядник не помешает. А то черт его знает, вдруг у «лесных братьев» и карабины и автоматы есть. Тот же Мякиш мог прихлопнуть где-нибудь зазевавшегося солдатика и уволочь его «Калашников» вместе с подсумком, а самого солдатика засунуть в водосток, чтобы подольше искали.

Можно было брать и днем, но это сложнее — днем «лесные братья» собираются вместе, отлеживаются в распадке, рыбьи хвосты жуют, пивком, которое им исправно поставляют связники, балуются; подходы к распадку просматриваются, незаметно окольцевать «братьев» никак не удастся. Лучше всего навалиться на них ночью.