Машина у Сергея Ивановича была самодельная, из разряда уже упомянутых «самобежных колясок»: на очень прочном, специально укрепленном шасси стояла выкрашенная в серый цвет коробка — кузов от «рафика», старого автомобиля советской поры, выпускавшегося в Латвии… Получился очень даже приличный микроавтобус, на котором удобно было выезжать на Невер всей семьей — играть в волейбол, варить уху, рыбачить, просто дурачиться, жарить шашлыки и зачарованно смотреть на огонь костра…
Началась жизнь в Сковородино.
Она здорово отличалась от жизни, которую Широков вел в благословенном южном городе, насквозь пропахшем воблой, хурмой и спелыми абрикосами — в Сковородино таких запахов не было.
В лучшем случае могло пахнуть апельсинами, привезенными из Китая или Марокко, — причем вкусно пахли не сами плоды, а шкурка, содранная с них.
На удивление быстро Широков устроился на работу — начальником охраны строительной организации широкого профиля, занятой возведением объектов в зоне вечной мерзлоты — начиная от высотных зданий, мостов, тоннелей, кончая прокладкой железнодорожных путей… Фирма была крупная. Помог попасть в нее начальник местного погранотряда — полковник, вместе с которым Широков учился в академии, правда, на разных курсах… Но это ныне ничего не значило, сейчас они были равными — срабатывали законы ученического, курсантского братства. Законы хоть и не были написаны пером, а считались крепче писаных.
На следующий день после поступления на работу Широков получил в свое распоряжение уютную, облагороженную новой мебелью служебную квартиру и, чтобы не стеснять Дарью с Сергеем Ивановичем, переселился в нее.
Дарья сильно возражала, ей хотелось, чтобы брат находился рядом, но Широков упрямо настаивал на своем, и Дарья уступила.
— Только обещай, что обедать и ужинать будешь у нас.
Широков пообещал. Но одно дело — обещать и другое, совсем другое — выполнить эти обещания. Работа — штука такая, что может не только не дать пообедать или поужинать, может лишить и завтраков. И надолго.
Серый тоже оказался при деле, которое ему было понятно, и он относился к нему готовно: испокон ведь веков собаки были призваны охранять человека, имущество, отпугивать, облаивать воров и всегда выполняли эту работу прилежно и охотно…
В общем, все было довольно быстро расставлено по своим местам, вещи и бумаги разложены по полкам, и Широкову это понравилось. В работу он вошел быстро, и жизнь потекла дальше.
Ну, словно бы кто-то свыше, управляя всеми нами с небес, помогал ему…
Невер — река холодная, норовистая, рыбы здесь водится хоть и не столько, сколько на юге, но рыба есть, при случае можно было изловить ленка, охотно клевал и хариус.
Конечно, такой рыбы, как на Амуре, здесь не найдешь — в тех водах ловили даже калугу, а калуга — рыба такая, что запросто может потянуть на тонну живого веса.
Как-то на работу к Широкову заскочил Сергей Иванович, раскрасневшийся, подвижной, чем-то здорово возбужденный.
— Слушай-ка, Алексеич, — сказал он, — наши на Невер выезжали — с хорошим уловом вернулись.
Широков умел загораться, — загорелся и сейчас, — улыбнулся во все зубы, которые у него сохранились, потер руки азартно:
— А что, Сергей Иванович, смазывай у машины педали, в понедельник можем съездить на рыбалку.
— А в воскресенье?
— Воскресенье у меня — самый рабочий день, по воскресеньям больше всего воровства происходит.
— М-да. — Сергей Иванович крякнул досадливо, что-то прикинул про себя и проговорил неожиданно довольным голосом: — А чего? Можно в конце концов и в понедельник, — хитро прищурил один глаз и добавил: — Я могу перестроить график и в понедельник выйти в ночную смену, а день отдать рыбалке. Все, решено: утром мы выезжаем на Невер. Так что готовься. И Серого готовь.
— Я уже готов, а Серый… Серый был готов еще вчера.
Сергей Иванович не выдержал, засмеялся, смех был легким, раскрепощенным — хороший человек все-таки жил на белом свете, Сергей Иванович Половцев…
Выехали всей командой — Дарьино семейство в полном составе и Широков.
Весна на холодных землях наступает стремительно, скудные, глинистого цвета плешины покрываются веселой яркой травой, следом, в один-два дня распускаются нехитрые, но так здорово греющие всякую остывшую душу цветы.
В глазах рябит от несмети ярких желтых, лиловых, белых, оранжевых, голубых цветов, им радуются все — и люди, и звери, и птицы, и домашние животные — нет таких существ, которые были бы к появлению весенних цветов равнодушны.
Сравнить буйное неверское цветение можно было разве что только с апрельской пустыней Кара-Кум, когда после коротких дождей вдруг оживали угрюмые опасные барханы — сквозь песок проклевывались алые маки, желтые пустоножки, белые, будто сотканные из папиросной бумаги козероги, на солнце безбоязненно выползали змеи и гибкие проворные ящерки, хамелеоны, зубастые, по-гадючьи громко шипящие вараны…
Сергей Иванович ловко, одной рукой вел машину и, не узнавая скудные места, преобразившиеся внезапно, словно бы по приказу доброго волшебника, восхищенно вскрикивал: