Дыра. Провинциальные истории

– Алло, Санёк! Здорово. Ты как? А?.. – губы скривились в брезгливой улыбке. – Я? Я нормально. Вчера полдня продрых, прикинь? Пока моя вечером не приехала. А? Да, да, – коротко посмеялся. – Слушай, я чё-то не помню… а ты когда из сауны-то свалил? Чё? Да?.. Подожди, а я, значит, раньше, что ли? Да? С кем? На такси, да?.. А этот… как его?.. Серёженька, бля?.. Чё? Куда поехал?.. Куда? В «Восьмёрку»?! И чё там?.. Пи**ы не дали ему? – натужно заржал. – Нет? А вообще надо. А? Чё? Во дурак, бля!.. Это, Сань, а чё там за х** потом к нам подъехал? Кто? – напрягся, ржач тут же осёкся. – Чё? И чё? Да я ему говорю, типа, х**и ты… Чё? Да пох**, е**ть!.. Сань, слышь, мы чё, блядей два раза вызывали, да? Сначала рыжую с чёрной, а потом эту… выё**стую… и эту… маленькую такую, да?.. Чё? Да? Подожди, а ты какую? – глаза заблестели лукаво и похотливо. – Какую? Чё? Подожди, с выё**стой же Серёженька был… Чё? Ой, да ладно! Врёт, сука!.. А негритоска тебе как? – снова заржал, маслянисто так, тягуче. – А? Ой, да ладно! Для разнообразия, х**и! Да пох**, е**ть!.. Чё? А, да, да!.. А я, бля… она, бля, смотрю, бля, мокренькая такая, знаешь… Чё? Не, ну я азиаточку тоже бы, е**ть!.. Не, да, да… Чё? Конечно! Сань, а рыжая-то, бля, рыжая, помнишь?.. Не, ну ты, конечно, дурак, бля, – маслянисто-тягучее закипело и подавилось. – Бля, е**ть!.. Слышь, а чё в следующую пятницу делаешь? Чё? Ой, да ладно! Сань, бывает!.. Я тоже, если пережру, блюю часто. Чё? Да пох**, е**ть! Я тоже, Сань, пьяный, дурак!.. А? Ну давай, Сань, давай! Звони… если чё. Давай, да, ага…

Выкинул окурок, запустил телефон на кровать. Через пять минут сидел на кухне, ел пельмени с майонезом. Съел раз, два, три… восемь пельменей. Рыгнул. Ещё съел раз, два, три… восемь пельменей. Рыгнул. Доев пельмени, отнёс тарелку в раковину, залил водой.

Открыл холодильник, достал пиво и воблу. Долго пил мутно-золотистую пенящуюся жидкость и поедал солёный труп рыбы. Рот, бултыхая на языке солёные пузырики понемногу насыщался реальностью. Зевнул. Итак. Сколько времени? 12:08. Почесал через трусы мошонку, пошёл, включил телевизор. Экран вспыхнул торопливо и услужливо.

– На месте трагедии работают спасатели и медики, – возбуждённо сообщил курчавенький парень с микрофоном. – Полиция опрашивает очевидцев. От официальных лиц никаких комментариев мы пока не получили. Но уже сейчас можно говорить, по крайней мере, о восьми погибших и…

Рука несколько рассерженно подобрала пульт. Зевнул. Нажал кнопку.

– My boy! My nice boy! – запела длинноногая полуголая негритянка. – I see, I hear, I know, you love me!

Короткие и яркие планы вдохновенно выхватывали пикантные части её туалета, а длинные и какие-то матовые отдавали предпочтение здоровенному негру с ослепительно белыми зубами и ослепительно жёлтой цепью на шее.

Рука вновь занервничала. Нажал на кнопку пульта, рыгнул.

Поехал маленький рыжий автомобильчик, ловко маневрируя между унылыми джипами и грузовиками. Женский голос за кадром радостно прозвенел волнующим сопрано:

– Он победил серость на дорогах!

Реклама. Где пульт? Нажал кнопку, зевнул.

Раздались аплодисменты. В обширной светлой студии, на сцене, окружённой многочисленными рядами зрителей, в массивных серых креслах сидели четверо: толстомордый дядька в дорогом лоснящемся пиджаке, лысый старикан в очках, пышногрудая блондинка и длинноволосое существо неопределённого пола. Ведущий стоял с микрофоном в первом ряду зрителей возле молодого попа. Говорил поп.

– …Проблема в том, что душа, привыкая потакать страстям и похотям тела, понемногу насыщается их реальной природой. А природа страстей, конечно, духовного свойства. Мы должны…

– А почему сразу «потакать»? – перебила его пышногрудая блондинка. – Я не потакаю. Скажите, я разве потакаю? Я просто прислушиваюсь к своему телу. Это плохо? Вы разве не прислушиваетесь?

– Прислушиваюсь, – согласился поп.

– Мне кажется, я понял, что хотел сказать отец Александр, – вмешался лысый старикан в очках. – Если человек хочет вести какую-никакую духовную жизнь или хотя бы душевную, ему приходится во многом отказывать своему телу, потому что, хотим мы этого или не хотим, уйти от собственной духовности совсем невозможно – она будет или чиста, или испорчена…

– Что значит «духовное»? – взвизгнуло длинноволосое существо неопределённого пола. – Что значит «телесное»? Что значит «душевное»? У меня есть душа, понимаете? Я смеюсь, я плачу, я слушаю музыку, я читаю книги, я… я иногда молюсь, наконец!..

В студии весело засмеялись, и существо обиделось:

– Да, я молюсь!!! А что тут смешного?! Что, уже никто не молится?..

– Да, отец Александр, объясните, пожалуйста, эти понятия, – сказал ведущий. – Что вы имеете в виду?