Дыра. Провинциальные истории

– Телесный человек всё отдаёт на службу телу, – ответил поп. – И его смех, и его плач – всё телесного происхождения. У нас тело умное. Есть нервы, есть психика. А музыка, что же, не подразделяется на духовную, душевную и телесную? Попрыгать на дискотеке под ритмичные мелодии – это, по-вашему, духовно? Это даже не душевно. И книги также. Можно читать Евангелие – это духовное чтение… или, скажем, Достоевского – уже душевное, а второсортные детективы и любовные романы, простите, опять для услаждения, пусть и тонких, но телесных потребностей. Душевный человек непременно осуществляет некоторый контроль над своим телом. Душа – это всегда очень сильные эмоции, это боль. Вы не станете смеяться над тем, что вам представляется пошлым, и не будете расстраиваться и плакать по пустякам. Душевный человек обладает достаточной силой, чтобы противостоять напору телесной немощи. Повторю, не чёрствостью, а именно силой. Малодушие – синоним слабости. Понятно, что и музыку вы предпочтёте сильную, и книги серьёзные. Я не говорю о хорошем или плохом, о добром или злом. Я говорю о внутренней силе человека. Все гении – хоть положительные, хоть отрицательные – стояли на высочайших ступенях душевной организации.

– Подождите, а что же тогда «дух»? – усмехнулся толстомордый дядька в дорогом лоснящемся пиджаке.

– Дух – это то, что Бог вдунул в Адама, согласно Книге Бытия. Это именно то божественное, которое обожествляет человека. Не человеческое. Каковы проявления духа? Самое известное – совесть. Вот и решающее отличие от души и душевности. Совесть не будет вас обманывать, не будет называть белое чёрным, а злое добрым. И совесть обмануть нельзя, чего не скажешь о душе. Её можно только заглушить, заткнуть ей рот. Духовный человек – это, по сути, бог, это то, к чему мы все в конечном итоге призваны.

– Отец Александр, а вы считаете, что не бывает отрицательной духовности, подобно злым гениям с высокой душевной организацией? – спросил лысый старикан в очках.

– К сожалению, такое бывает. И нередко. Есть же злые духи. Злые языческие боги. «Боги язык суть бесове». Так сказал апостол Павел. Человеческая природа также не избежала этой участи. Понимаете, любой человек изначально на треть животное, на треть душа живая, на треть бог. Это как построение империи. Можно применить принцип иерархичности, который незримо присутствует во всех основах мироздания, и тогда получится строгая и гармоничная формула «дух-душа-тело». А можно слепить рукотворную империю по принципу глобализма – всё перемешать. Толерантность, демократичность, двойные стандарты. Вот вам и отрицательная духовность. Духовный коктейль. Эликсир человеческой гордости. Человекобожество вместо Богочеловечества.

– Какие странные слова мы слышим! – глаза ведущего выразительно округлились. – Кто-нибудь что-нибудь понял? Но об этом после рекламы. Никуда не уходите.

Когда началась реклама, встал, прошёлся до окна. Что там у нас? Там у нас дождь. Посмотрел на небо. Безнадёжное. Всё в мокром и сером. Посмотрел вниз. Лужи, лужи, лужи. Люди под зонтами между луж. Машины в лужах. Всё в мокром и сером.

Возвратился, нажал на кнопку пульта, рыгнул.

Маленькая темноокая азиаточка с лицом, мокрым от слёз, прижалась к брюнету в сером костюме. Брюнет стоял спиной, и его серая спина казалась какой-то безнадёжно тоскливой.

– Мой мальчик! Мой милый мальчик!.. – плакала она. – Я вижу, я слышу, я знаю, что ты любишь меня!..

– Отстань, – вырвался он из её объятий и ушёл.

– Лу-Джи! Лу-Джи, Лу-Джи!.. – закричала она ему вслед.

Её мокрое от слёз лицо тоже стало безнадёжно тоскливым, а этот отчаянный крик, из последних сил зовущий чёрствого и бессердечного Лу-Джи, всё более настойчиво слышался, как «лужи»: «Лужи! Лужи!.. Лужи…».

Нащупал пульт где-то под задницей, нажал на кнопку и пёрнул.

Хохот. На сцене перед гогочущей гламурно-звезданутой публикой двое юношей. Оба в узких джинсиках. Оба в стильных рубашечках. Оба с пресыщенно-сладкими физиономиями.

Первый:

– Вчера склеил девушку!

Второй:

– А что, ей кто-то что-то порвал?

Хохот. Снова первый:

– Восемь – это бесконечность.

Второй:

– Восемь – это сиськи.

Первый, превозмогая хохот публики:

– Хорошо. Восемь – это бесконечные сиськи.

Второй, считая девушек в зале:

– Раз, два, три… восемь! И всё – кончились сиськи.

Хохот. Крупным планом девушка, на которой якобы закончились «сиськи». Она смеялась, вертя головой по сторонам и закрывая рот руками. В её накрашенных глазах было что-то животное.

Рыгнул, нажимая кнопку пульта, и снова пёрнул.

Футбол. Комментатор вялым, полусонным тенорком волнообразно спускался с ноты «ля» до ноты «фа», а потом поднимался обратно. Возможно, эти его манипуляции предназначались как раз для того, чтобы вялое и полусонное не обернулось вконец вялым и сонным.