Дыра. Провинциальные истории

– Потому что сегодня пятница!

Второй, игриво:

– Ну, после пятницы беречь уже будет нечего!

Хохот. Хохот. Хохот. Мясо. Мозги. Кровь. Слёзы. Дождь. Лужи. Серость. Всё в мокром и сером. Стоны. Фрикции. Сперма на лице. Мутно-золотистая пенящаяся жидкость в унитазе. И говно. И смерть. И смерть. И смерть. И всё равно хохот.

Так, под хохот, и заснул. Надо спать. Завтра понедельник. В шесть вставать. К восьми на работу. Тело должно быть бодрым. Надо зарабатывать деньги. Телу нужны деньги. Телу так много нужно. А души нет. Души нет. Нигде нет ни одной души. Только тела, тела, тела. И смерть. Все сдохнут. Все когда-нибудь сдохнут. Я – тело. Я – жизнь. И смерть. И смерть. И смерть.

…Проснулся среди ночи. Видел во сне, будто умер. И какую-то женщину в глухом чёрном платье, в глухом чёрном платке. От неё что-то зависело. Что-то очень важное. Звал её, слёзно просил о помощи. Но она не помогла. Сказала, что телам не помогает. Только душам. Повторила, только душам. И оставила. Потом пришёл пожилой, усталый, замученный негр с мясницким ножом и принялся разделывать. Отрезал кусок и бросал в большое ведро. Над ведром бессмысленными «восьмёрками» кружила муха. И ещё кто-то смеялся. Не негр. Негр делал свою работу. Ему не до смеха. Кто-то другой. Отчётливо был слышен хохот. Хохот. Хохот. Хохот. И вдруг такой тихий удар со звоном как бы. С нарастанием. Раз, два, три… восемь раз. И всё.

Пришёл в себя, вырубил шуршащий серой рябью телик. Наступила тишина. Даже холодильник не гудел. Только жужжаще проезжали машины за окном. Нет, это не машины. Машины не так. Машины по-другому. Машины убаюкивающе и приятно. А это не машины. Это… это муха запуталась в паутине и отчаянно била крылышками. Видимо, паук был рядом и затягивал свою удавку всё сильнее и сильнее.

Прислушался к тишине сквозь жужжание мухи. Сквозь тишину прислушался к своему телу. Звонко билось сердце – тихими ударами, со звоном как бы. С нарастанием и убыванием. Волнообразно. Билось, билось и иногда замирало. Становилось страшно. Зачем ты замираешь? Работай! Работай!.. Работай… Но сердце не слушалось. Хотело – билось. Хотело – замирало. Как страшно!.. Как страшно… Не надо прислушиваться к своему телу. В нём только страх. Только смерть. И душа, отчаянно бьющая крылышками.

Всем сознанием – что есть духу – помчался, разрывая окутывающую паутину тишины, к спасительному жужжанию мухи. Маленькой, ничтожной мухи. Потому что нет никого, кроме неё, во всем свете. Весь свет стал таким же маленьким и ничтожным, как и она сама. А вокруг огромная и бесконечная тьма. Жужжи, муха! Жужжи! Как сладостно твоё жужжание!.. Ведь это ты умираешь! Сейчас умираешь ты!..

Бля, е**ть!.. Вырвался. Убежал. Лежал, затаившись испуганно, робко, как заяц. Глаз не сомкнул. Слушал муху. Муха перестала биться к утру.

Жалюзи, или Доспехи ревности

Темнело. Тёплый и сырой апрельский ветер горько пах дымом мусорных костров. Из-за угрюмых пятиэтажек, грузно вписываясь в поворот, выполз старый красный автобус. Он ярко брызнул фарами и, тяжело скрипнув, замер.

– Производится посадка на автобус «Любоморы – Кисканшлык», – резким писклявым сопрано пролетело по платформе маленького загаженного автовокзала. – Автобус проследует по маршруту Любоморы – Кисканшлык с остановками Зилявка, Павидасово, Ревнощи. Время отправления 20 часов 20 минут.

Дверь автобуса открылась, и в его тёмное нутро организованно и бойко повалила толпа людей, человек сорок – в основном, студенты и прочая разнополая молодёжь. Среди них особняком пробирались одинокие мужики рабочего вида, редкие пенсионеры и мамаши с детьми.

Первой к автобусу промчалась эффектная девушка-блондинка, утончённая, дерзкая, вся в модных штучках. От неё модно пахло возбуждающе-сладким «Jealousy». На нетерпеливо приподнятой вверх тонкой ручке изящно блестели модные часики «Invidia Premium Gold» и женственно болталась модная сумочка от «La Gelosia» из белой кожи. Секси. Неудивительно, что толпа расступилась.

Последней, пропустив всех вперёд, понуро, глаза в пол, вошла другая девушка – тёмная, нелюдимая – с унылым чёрным пакетом, на котором выцветшими буквами было написано, кажется, по-немецки «Der Rüstung der Eifersucht».

Толстая тётка, работник автовокзала, проверявшая билеты, сурово и неодобрительно провела по ней с головы до ног цепким, оценивающим взглядом и, пропуская, крикнула шофёру:

– Всё, ехай!

Дверь закрылась, автобус снова тяжело скрипнул и тронулся, медленно и даже трудно набирая скорость. Наконец он раскочегарился и покатил по улице меж угрюмых пятиэтажек мощно и респектабельно.

В салоне было шумно. Провинциальный сервис – просмотр DVD-фильма. Показывали «Кавказскую пленницу». Народ, особенно студенты, часто взрывались заразительным хохотом.