Дыра. Провинциальные истории

Однако я пропустил одно очень важное событие, произошедшее спустя три года после нашего переезда в квартиру на улице Засулич. Тогда умерла моя мать. Мы отпевали её в только-только открывшейся Бабинской церкви. Анна меня туда еле затащила – лишь из-за матери и пошёл. Дико и непривычно всё это было. Веру высмеивали, попов высмеивали, верующих сторонились и опять же высмеивали. Уже потом, в девяностых, верить модно стало, кресты все понадевали. А тогда чтоб нормальный мужик в церковь пошёл – нонсенс. Баба-то ладно… Пусть сходит… на праздник… там… на Пасху… куличи, яйца посветит. На похоронах и то – бабы с попом в церкви, а мужики за дверями курят, заглядывают внутрь хмуро – не пора ли гроб вон выносить? – поправляют благоговейно белые платочки на рукавах и назад, на своё мужицкое место – курить и ждать, когда всё. Вся вера в этих белых платочках и заключалась. А я зашёл с Аниного настырства: думаю, ладно, пойду, постою, свечку поставлю за мать. С того единственного раза вся моя жизнь и перевернулась. О чём только одно можно сказать – слава Богу!

На Преображение 1990 года в Ленинской церкви, оборудованной из бывшего «Гастронома», я впервые разрешился от грехов на исповеди и вкусил Святое Причастие. С той поры стал регулярно посещать храм. Православная вера вышибла из меня советского человека – из класса рабочих и крестьян вывела обратно на Русь, в мещанское сословие. Это-то мещанство позволило мне вместе с Анной достойно, с мещанской основательностью и с мещанским же терпением, встретить новую Россию. Вот говорят, мол, наша родина – СССР. Чушь несут, не знают, что говорят. Нет у русского человека родины, кроме России, а у православного только Царствие Небесное – родина.

Мне было лет восемь, когда я увидел газету «Советская Россия». Отец принёс из сельсовета целую стопку старых и пожелтевших – тогда у нас все свой табак выращивали и делали «самокрутки», газетная бумага пользовалась спросом. Подхожу к матери. Мам, говорю, а что такое Россия? Советская-то, понятно что. Она возле печки свинячьи чугуны пестала, аж разволновалась вся: «Олех… ну как жа… ну как жа… чё жа вам в школе-то… чё жа про Россию не объяснять?.. Россия-то – это… как жа… страна наша!..» А где, спрашиваю, она есть, страна эта? Мать чугуны побросала и рассердилась: «Здеся она. Где жа ей быть-то?». В общем, не смогла растолковать, уроки учи, буркнула, лучше – и понесла чугуны к своим свиньям. Только потом я понял, что СССР – и есть бывшая Россия. А что такое Россия и сейчас ещё до конца не понимаю. Вот, где родина. Никогда ещё родина земная – по крови – и родина Небесная – по вере – не были так одинаково неизвестны и вожделенны. Они словно соединились в одно.

В девяностые годы очень помогло отсутствие земной родины – нет её, живи так – трудись, выживай, спасайся, как на чужбине, будь верен Небесной Отчизне – не предай её, единственное, что осталось. В 93-м, незадолго до путча, когда Анну сократили на заводе, и она ушла торговать на рынок, передо мной встал выбор: или делать вид, что ничего не произошло, обманывая себя, будто «жизнь идёт своим чередом», или на фоне общих изменений тоже что-то изменить – и прежде всего в себе. Бог дал мне силы, чтобы избрать второе. Я окончательно завязал с алкоголем и принялся трудиться, выживать, спасаться. Так мы с Анной прошли сквозь те времена, осторожно, но настырно, как через минное поле. А это и была наша с Анной война.

Мы спаслись и выжили, труд же помог не замечать то, что происходило вокруг. Всех разметало. Свистуновы разорились, открыли бизнес и прогорели в 98-ом. Самого Свистунова в начале 2000-х мёртвым нашли, а жена квартиру продала и уехала куда-то. У Муравьёвой муж спился, развелись – ходит, бутылки собирает. А какой мужик был видный, солидный, талантливый… Надежда Васильевна, сестра моя, умом пошатнулась и в безумии своём в секту попала.

Про Дрёминых вообще отдельная история. На свете нет явления более беспомощного и бесплодного, чем бывшая советская интеллигенция. Это они похоронили СССР. Обрубили сук, на котором сидели. А без СССР они – никто. Они мертворожденные дети мёртвого СССР. Столько гонору было: он – писатель, она – доцент, на «Волге» во дворе на Засулич едут, даже головы не повернут, каждое лето в Крым, заграница по партийным спискам, с ног до головы в «фирме́», сумки дефицитом ломятся, в квартире живого места нет от дорогостоящей безделицы. Правильно, зачем им, таким элитным, наша рабоче-крестьянская серость? Парня своего, Лёньку, избаловали и тем самым погубили.

И Гальку нашу заодно – а вообще-то её в первую очередь. Анжелка родилась – никто даже взглянуть на неё не пришёл. Кроме Лёньки. Лёнька-то парень не плохой был… А вот что бы не дать детям жить, а? Ну раз уж так вышло?