Мугсанг Тулку Кунсанг из Деге отправился как-то раз в Центральный Тибет, намереваясь устроить друбчен мендруб в Гангри Токаре на десятый день третьего лунного месяца. Он послал Кхьенце Чокьи Лодро просьбу даровать своё благословение на это мероприятие и получил от того письмо с одобрением. На десятый день лунного месяца запах амриты распространился по всей округе – от пещеры всеведущего Лонгченпы до лабранга Шугсеб. Однако позже выяснилось, что в тот месяц Мугсанг Тулку так и не успел провести друбчен. Это было поистине удивительно!
В год Водяной Овцы (1955), когда Кхьенце Чокьи Лодро исполнилось шестьдесят три года, он отправился в Центральный Тибет. На второй день седьмого месяца он прибыл в верхнюю Римду, где к нему обратились с просьбой освятить недавно построенный храм и статуи в монастыре Дунгдо. Он обещал послать свои благословения на пятнадцатый день текущего месяца. В назначенный день сангха собралась, чтобы прочитать молитвы и сделать подношения, способствующие распространению учения. Утром, когда подобные скоплению облаков подношения всего самого желанного, включая звуки музыки и остальные, были совершены, в небе появилась радуга, а цветы для освящения (в основном синего цвета) вызвали дождь разноцветного риса с потолка и во дворе храма. Я слышал, что многие присутствовавшие сумели набрать этих реликвий, используя их потом как священные объекты для практики. Я потом тщательно проверил правдивость этой истории, переговорив со многими людьми, которые присутствовали при этом событии, и все они рассказывают абсолютно одно и то же. Это, несомненно, было необычное и чудесное событие, поэтому я решил упомянуть его в этой книге.
Люди рассказывают много историй о том, как брошенные Кхьенце Чокьи Лодро цветы для освящения видели люди, которые находились в нескольких днях езды от монастыря Дзонгсар, где сам он находился.
На протяжении долгого времени я уговаривал Кхьенце Чокьи Лодро о разрешении составить его биографию. Наконец он согласился и сказал так:
– Хотя я не вижу ничего особенно интересного, что можно было бы поведать о моей жизни, но поскольку ты так настойчив с своей просьбе, я запишу для тебя несколько историй. Никому не ведомо, кто уйдёт первым; как ни крути, ты моложе меня, поэтому, если я кому и доверю написание своей биографии, то только тебе.
Через некоторое время после этого разговора, как раз в тот год, когда Кхьенце Чокьи Лодро отправился в Центральный Тибет[185]
, он даровал посвящение из одного терма, которое сам обнаружил. После окончания церемонии он удалился в свою резиденцию и стал разбираться со своими заметками.– Это записи о моих видениях, омрачённых неведением, – сказал он и посмотрел на меня. В этот момент в моём уме подобно вспышке вдруг сверкнуло воспоминание о том, что он говорил мне раньше[186]
, но тогда я не осмелился попросить его записи, в чём теперь бесконечно раскаиваюсь.Существенная часть этого намтара – та часть, в которой описываются исключительные совершенные скрытые качества Кхьенце Чокьи Лодро, о которых что ни рассказывай, это никогда не становится преувеличением, – также входит в текст «Особая биография», включённый в данное издание. Однако я хотел бы упомянуть о кое-каких из этих качеств прямо сейчас.
Через некоторое время после того, как Кхьенце Чокьи Лодро прибыл в Дзонгсар, и в какой-то момент, когда он выполнял практику «Сердечная сущность ума мудрости махасиддхи», у него случилось сновидение, в котором он встретил махасиддху Тангтонга Гьялпо. Он был ростом в локоть[187]
и пребывал в резиденции прежнего Кхьенце. Сердце Чокьи Лодро наполнилось искренней преданностью, и, поклонившись махасиддхе, который поставил перед собой кристалл, он сказал:Произнеся эти слова – те самые, которые произнёс Гуру Ринпоче, когда проводил прямое ознакомление для Владыки Кхьенце Вангпо, – Тангтонг Гьялпо провёл прямое ознакомление с природой ума самому Кхьенце Чокьи Лодро. Чокьи Лодро позже рассказывал, что это видение и вызванное им переживание значительно усилили его практику медитации, и впоследствии он сделал из глины и целительных субстанций статую Тангтонга Гьялпо и поставил её в своей резиденции.
В автобиографии Кхьенце Чокьи Лодро сказано: