Но какие доводы советники ни приводили, они не смогли убедить царя. И Бодхисаттва сам молил царя — и тоже понапрасну. Упрямый царь приказал вновь: «Ступайте, сбросьте его со скалы, как разбойника».
«Я вижу, вы здесь сговорились,
А женщине никто не верит.
Один лишь я не сомневаюсь.
Скорее сбросьте его в пропасть!»
Услышав этот приказ, ни одна из шестнадцати тысяч царских танцовщиц не смогла сдержать вопль горя. Все горожане зарыдали, стали ломать руки и рвать на себе волосы. «Как бы они не помешали казнить его», — подумал царь. Он сам направился со свитой к обрыву и, не внимая ничьим воплям, приказал сбросить сына в пропасть вниз головой.
Но та великая сила доброты, что исходила от Бодхисаттвы, не дала ему погибнуть. Дух пропасти взлетел к нему и со словами «Не бойся, великий Падма!» подхватил его обеими руками, взял к себе на грудь, бережно опустил его к подножию горы и осторожно посадил на капюшон владыки Нагов — ведь та гора была их царством. Царь Нагов отвёл Бодхисаттву в свой дворец и разделил с ним слуг своих и власть. Прожил он у Нагов целый год, а потом решил вернуться в мир людей.
— Куда тебя доставить? — спросил царь Нагов.
— Я стану отшельником в Гималаях, — сказал Бодхисаттва.
Царь Нагов с ним согласился, отнёс его в людской мир, снабдил всем, что надобно подвижнику, и там его покинул. А Бодхисаттва удалился в Гималаи, по древнему обычаю стал там подвижником. Он научился созерцанию, обрёл чудесные способности и зажил там, поддерживая жизнь корнями и плодами.
Однажды на охоте туда забрёл какой-то житель Варанаси. Он узнал Великого:
— Господин, ты не царевич ли великий Падма?
— Да, это я, приятель.
Тот поклонился Бодхисаттве, пожил у него некоторое время, а когда вернулся в Варанаси, доложил царю:
— Государь, твой сын живёт по древнему обычаю отшельником в Гималаях, там у него шалаш. Я сам с ним прожил не один день.
— Своими ли глазами ты его видел? — спросил царь. — Да, господин.
Царь отправился туда с большим отрядом воинов. На опушке леса он поставил лагерь, а дальше пошёл сам с советниками и увидел наконец Великого, сиявшего как золотое изваяние. Тот сидел у входа в свой шалаш. Царь поздоровался и сел с ним рядом, а за царём и советники учтиво приветствовали Бодхисаттву и тоже расселись. Бодхисаттва заговорил с отцом, предложил ему плодов.
— Сынок, тебя ведь на моих глазах швырнули в пропасть. Как ты уцелел? — спросил царь.
— Ведь ты же в пропасть сброшен был,
Что глубиной во много пальм.
В отвесный, гибельный провал.
Скажи, как смог ты уцелеть?
— Меня тогда могучий наг,
Что обитает под горой
На сгибы тела подхватил –
Вот почему я уцелел.
— Царевич, я сюда пришел,
Чтобы вернуть тебя домой.
Я царство отдаю тебе.
К чему тебе лесная жизнь?
— Попав однажды на крючок,
Я с кровью выдернул его
И, выдернув, безмерно рад.
Теперь к покою я стремлюсь.
— Что называешь ты крючком?
И что ты кровью здесь зовёшь?
И как ты выдернул его?
Ответь мне, я прошу тебя.
— Утехи были мне крючком,
имущество при них — как кровь.
Я, выдернув, отринул их.
Так это надо понимать.
— Нет, государь, власть мне не нужна. А ты не отступай от десяти обязанностей царских, не сворачивай на неверные пути, правь в согласии с дхармой. Так наставил Великий отца. Царь поплакал, погоревал и отправился домой.
В дороге он спросил советников:
— Объясните мне, кто толкнул меня расстаться с таким добродетельным сыном?
— Ваша главная супруга, государь. И царь велел сбросить её в пропасть вниз головой. Вступил он в город и начал править праведно.
Рассказав эту историю, Учитель повторил: — Как видите, монахи, не только ныне, но и прежде она возвела на меня поклёп и оттого погибла. И он отождествил перерождения:
— Здесь Чинча мачехой была,
А Девадатта был отцом,
Ананда — мудрым нагом был,
А Шарипутра — духом гор.
Я ж был тогда царевичем,
Так это и запомните.
Джатака о чрезмерном горе