При этих словах коза затряслась от страха и только смогла выкрикнуть сквозь рыдания: «О дядюшка! Не будь жесток и пощади меня!» Но леопард схватил козу за загривок, убил и съел.
И вот к сему два стиха, исполненные мудрости Всепробуждённого:
«Схватил за шею леопард Козу, к нему взывавшую: Речами ведь прекрасными Злодея накормить нельзя! И для злодея правил нет, Нет дхармы — красоты речей, Ничем не обуздать его — Он только силу знает!»
И, заканчивая это наставление в дхарме, Учитель истолковал рассказ, так связав перерождения: «Козою в ту пору была эта же самая коза, леопардом — теперешний леопард, отшельником же был я сам».
Джатака о лжеучении и бодхисаттве Нараде
"Когда-то царствовал в Видехе…" — это произнёс Учитель, пребывая в парке Яштиване, по поводу усмирения подвижника Кашьяпы из Урубильвы. Вскоре после того как Учитель запустил колесо своей проповеди лучшего из учений, он пришёл в Урубильву и укротил живших там косматых подвижников во главе с Кашьяпой, а потом, чтобы исполнить обещание, данное им когда-то царю Магадхи, он в окружении двух тысяч теперь уже бывших косматых подвижников пришёл в парк Яштивану. Там же появился и царь Магадхи; сопровождала его свита в сто двадцать тысяч человек. Он приблизился к Десятисильному, поклонился ему и сел. И тут среди брахманов-домохозяев возник спор: "Кто же из этих двоих чей ученик: то ли Кашьяпа из Урубильвы — ученик великого шрамана, то ли наоборот, великий шраман — его ученик?" Пробуждённый решил показать им, что учитель — это он, а Кашьяпа из Урубильвы находится у него в ученичестве, и потому спросил того:
"Послушай, Кашьяпа из Урубильвы!
(Тебя иначе называют Тощим):
Ты, говорят, от жертв огню отрёкся?
Не скажешь ли, зачем ты это сделал?"
Тхера понял, к чему клонит Учитель, и ответил:
"Я понял, для чего приносят жертвы:
Для благоденствия в грядущей жизни,
Чтоб наслаждаться зрением и слухом,
Красавицами, яствами, питьями, –
И я увидел в этом загрязненье,
Поэтому я к жертвам охладел".
И, чтобы не осталось сомнений в том, кто чей ученик, он поклонился Татхагате, поставил стопы его себе на голову, а потом воспарил над землёю на высоту одной пальмы, затем двух и трёх, поднимаясь всё выше и выше, пока не достиг высоты семи пальм, а после спустился вниз, ещё раз поклонился Пробуждённому и сел. Узрев подобные чудеса, толпа стала прославлять Учителя:
"Сколь чудесно великое могущество Пробуждённого! Ведь он смог укротить, очистить от превратных воззрений даже этого могучего подвижника — Кашьяпу из Урубильвы, возомнившего себя святым!" –
"Неудивительно, — заметил Учитель, — что я смог укротить его теперь, уже обладая всеведением. Ведь и прежде, когда я звался Брахмой Нарадой — а тогда я не был свободен от страстей, — я и то смог прорвать сеть его ошибочных воззрений и укротить его". И по просьбе присутствовавших Учитель рассказал о былом.
"Некогда в царстве Видехе, в столице его Митхиле, правил царь по имени Ангатий, и был он праведным и преданным дхарме. Была у него одна-единственная дочь, ее звали Руджа, — прекрасная и благонравная; такая встречается в сто тысяч веков один раз, совершеннее её и пожелать невозможно. Её родила царю главная его супруга, а прочие шестнадцать тысяч жен царя оказались бесплодны. Царь её очень любил и лелеял. Каждый день он присылал ей украшения и наряды из тонких тканей и двадцать пять корзин, доверху заполненных свежими цветами, а ещё — по тысяче монет, чтобы она, не жалея ни еды, ни питья, могла по полнолуниям и новолуниям угощать всех неимущих. А ещё было у царя трое советников: Виджая, Сунама и Алата. Наступил праздник — полнолуние осеннего месяца карттики. Город и дворец были украшены так, словно это обитель богов. Царь умылся, натёрся благовониями, надел свой праздничный драгоценный убор и в окружении множества приближённых сидел на открытой террасе, смотрел на безоблачное ночное небо, озаряемое лунным диском, и вдруг обратился к советникам: "Какая прекрасная ночь! Чём бы нам нынче развлечься?"