Джек, который построил дом

Сегодня история, думала Юлька. Новое великое переселение народов. Люди, не проникшиеся вылупившимся национальным самосознанием, уезжают – в Америку, Германию, Израиль, Австралию… Друг Яна живет в Германии, Шура-Саня – в Израиле. Мы, приехав из одного и того же города, встретились – это чудо или история?

Это наше сегодня. Это наша история.

14

Год сменился быстро, но история продолжалась. Европейские страны объединились в союз. Площадь занимаемой суши почему-то не измеряли.

Юлька наконец освоила печатание на компьютере, но вернуться к книге не получалось. Она снова и снова редактировала отпечатанные страницы. Все необходимое было: дневник, записки, библиотечные ссылки. Не слышно было насмешливо-мечтательного голоса, подсказок, пояснений – не было самого Стэна.

Собирались в Нью-Йорк – увидеться с Михой.

Ада начала писать мемуары. «Не забывай: я журналистка», – сказала она онемевшему от изумления брату.

Приближался день рождения Яна – сорок лет. Только бы не приехала несокрушимая Ада, тревожно думала Юля. Пусть пишет мемуары.

Миха встретил их в гостинице. Та же бородка, модные очки, непривычно длинные волосы. Они обнялись, одновременно сдернув очки. Миха перевел взгляд на Юлю; познакомились.

– Лилиана за кофе пошла, – произнес хозяин, и в это время дверь открылась.

Очень худая женщина – сплошной профиль – вошла и развела руками: кофе не было. Остаток дня катались по Нью-Йорку, заходили в рестораны, в кафе. Немецкий вперемешку с английским и русским; прогулка в Центральном парке; радость встречи и разговоры, паузы. Нью-йоркских модниц нарядами не удивишь, но Юлька замечала, с каким интересом искоса поглядывают на Лилиану, хотя что особенного? Простой черный джемпер с брюками, куртка из тонкой матовой кожи, такая же сумка на плече и шарф цвета хаки. Вспомнилась Ада: «женщины нашего возраста должны краситься». Пока они разговаривали, Юлька прикидывала, сколько Лилиане лет, но безуспешно. Косметика была такой же безукоризненной, как одежда. Не женщина – совершенство. Мне никогда не взять эту планку. Всегда буду дворняжкой.

Лилиана говорила по-английски свободней Юльки. Самое время прислушаться, чтобы не попасть в глупое положение. Лилиана рассказывала о муже.

– …но кокаин он любил больше. Мы расстались.

– Ты говорила, что он пил, да?

– Нет, это первый. Он дьявольски талантливый был. Ульрих – минималист, это входило в моду. Мы сделали несколько выставок, планировали турне. Не вышло: его избили.

Миха с Яном стояли под большим деревом, Ян курил.

– Получилось, что мы нарушили контракт, – продолжала Лилиана, – мы были с группой.

– А другие поехали?

– Да. Я думала, найду Ульриха, прилетим. А ему запретили лететь: травма черепа.

Женщина говорила спокойно, словно перечисляла пункты анкеты.

– Ребенок… дети есть?

– Есть дочка, – кивнула Лилиана, – от первого брака.

– С кем она сейчас осталась?

Лилиана пожала плечами.

– С мужем.

Оставить ребенка с пьяницей и уехать за океан?!

– С… Ульрихом? – переспросила Юля.

Лилиана недоуменно посмотрела на нее.

– С ее мужем, – повторила терпеливо и достала из сумки фотографию: молодая смеющаяся Лилиана стояла в обнимку с рыжеволосым парнем. – Вот моя Элизабет.

Могла бы несокрушимая Ада назвать Лилиану женщиной нашего возраста?

Вернисаж открывался на следующий день.

Ян скользил глазами по стенам, но Михиных работ не узнавал. Или в другом зале? Лилиана кивала знакомым – их нашлось немало; другие подходили, окликали ее, улыбались. Ян вытащил было сигареты, но Миха быстро замотал головой: нельзя. Модный замшевый пиджак, бежевая водолазка, коричневые брюки – друг был непривычно элегантен, и странно было видеть его таким… вылощенным, что ли. Но еще сильнее изменились его картины. Графику вытеснили красочные полотна с домовыми, мелкими шкодливыми чертиками, летающими ведьмами какого-то эстрадного вида… Ян несколько раз возвращался к небольшому полотну: старый бревенчатый мост, круто выгнутый дугой, высоко навис над булыжной мостовой. Неуклюжий паренек в очках, очень похожий на юного Миху, перекинул одну ногу через перила, в руке зажат одуванчик. На прикрепленной табличке название: «Сон».

Успех отметили в баре, где было шумно, дымно, громко. С ними пришли несколько знакомых Лилианы. Ян устал и злился на чужих людей, толпящихся возле Михи. В какой-то момент все смолкло. Телевизионное сообщение было коротким: убит премьер-министр Израиля Ицхак Рабин, прошлогодний нобелевский лауреат.

Пауза была короткой. Шум возобновился. Звякали бокалы. Бармен протер стойку.

…Нью-Йорк остался позади. Поговорить с Михой не удалось. Он обещал писать, звал в гости в Кельн. Лилиана сняла с пальца серебряное кольцо – две переплетенные руки – и протянула Юле: теперь твое, я так хочу. Не принять было нельзя.