Джек, который построил дом

«Дорогой Ян!

Ваши электронные письма получал, однако не хватало то времени, то души, чтобы вовремя ответить. Вы почти не пишете о себе. Как Я. Н., как Ваша мама? Здоровы ли?

Узнал от Александра Михайловича, что Вы были в Городе. Досадно, конечно, что мы не встретились. Я писал о болезни жены – тянуть с операцией было бы неосмотрительно. Перевесил Израиль – еще и потому, что там уже давно живет наш сын с семьей. Я-то виделся с ним, когда ездил, а жена истосковалась. Сокращая повествование, скажу главное: операция, как и восстановление, прошла благополучно. Врач, который наблюдал жену, заверил, что риска рецидива практически нет (у медиков удивительное пристрастие к слову “практически”, Вы не замечали?). Можно было возвращаться домой. Правда, жена не спешила – очень соскучилась по сыну, да и внуков мы впервые увидели воочию, только по фотографиям и наблюдали, как они росли. Старшего только что призвали в армию; он рад, а нам тревожно.

Мне хотелось навестить родных, которые так радушно приняли меня в прошлый раз. С горечью узнал, что троих уже нет в живых. Это само по себе неудивительно – они были старше меня, а ведь я тоже не мальчик, семьдесят шесть стукнуло. Неудивительно, да… но боль от этого не слабее. Нам не писали и не звонили, принимая во внимание болезнь жены. Тем не менее я повидался с одним кузеном; второго не застал – он уехал в Канаду.

Вот похвастался своим почтенным возрастом, и стало грустновато. Например, я вдруг отчетливо понял: для электронной переписки я слишком стар. Оттого, должно быть, и Вам не писал (что ни в коей мере меня не извиняет). Решил вернуться – если не к глиняным дощечкам или пергаменту, то к старой доброй бумаге.

Сейчас я нахожусь в положении “юноши, обдумывающего житье“. Незавидная позиция – давно вышел я из юношеского возраста. Между тем предстоит решить самое главное: возвращаться или нет. Иногда (Вам покажется смешно) сдается мне, что в советское время было намного проще: не было выбора. Сын и жена с невесткой уверяют, что спешить некуда. Здесь южное изобилие, льготная квартира, внуки; там – убогое прозябание двух пенсионеров. Когда мой сын спрашивает: “ради чего?“, мне нечего ответить. Я сказал бы: ради прошлого, ради Города, ради песка на взморье… Но взморье есть и тут, отвечают мне. Что касается прошлого, то я прожил – и пережил его – вместе со страной, где родился, при всем моем глубоком уважении к Израилю.

Простите, Ян, мое старческое брюзжание. Виноват еще и артрит – пальцы меня слушаются плохо, к инструменту почти не подхожу.

Нужно время, чтобы определиться окончательно. При всем том, что времени-то осталось с гулькин нос. И трудно привыкнуть к яростному солнцу, чужому морю… да и песок другой. Не попадаю я в такт этой жизни.

Дом бывает только дома…

Не перечитываю – сплошной минор.

Очень жду Вашего рассказа: каким Вы увидели Город? Сильно ли изменился? Что читаете, слушаете? Пишете ли? Надеюсь, что да.

Передайте привет Якову Натановичу.

Жму руку,

Ваш Тео».