Джек, который построил дом

Юлька помнила чугунную неподъемную уродину – страшную, в гангренозных пятнах отбитой эмали; зачем?.. Ирония заключалась в том, что Ада ни разу в ней не готовила, но расстаться не соглашалась.

И пускай везет что угодно, только бы не мучила тебя.

Несколько раз они ездили в Пряничный домик, наводили порядок в идеально чистых необитаемых комнатах и даже спускаясь в подвал, огромный и пустой, не считая отопительного агрегата.

«Джек» настолько был поглощен обустройством Дома, что главные события остались на обочине, а между тем мир вошел в третье тысячелетие, прихватив с собой войны, теракты, катастрофы.

Обаятельного Клинтона сменил Буш-младший.

Российские издательства с редким единодушием отклоняли не рукопись уже, а напечатанную книгу Стэна Важинского. С тем же постоянством Юлька с Асей посылали стандартное письмо в следующее, благо издательства в России вырастали как грибы на дождливом рассвете.

Компьютеры совершенствовались, и в соответствии с их прогрессом делались более неуловимыми компьютерные вирусы, хоть Интернет обрел, с благословения папы римского, покровителя в самых высших сферах – святого Исидора Севильского.

На фоне мировых событий вселение в Пряничный домик прошло, как Ян выразился, почти бескровно: комод остался в Сан-Армандо, зато утятница триумфально переехала вместе с хозяйкой. Состоялось и неизбежное новоселье, прошедшее в приятной уже суете, с Асей и приехавшим из Нью-Йорка Алексом.

Дом Аде понравился. Самая просторная спальня по умолчанию досталась ей. Дядька занял вторую, поменьше. Третья пустовала недолго.

– Здесь я буду писать, – Ада замерла на пороге с тетрадью в руках.

«Здесь будет город заложен», – ухмыльнулся Ян.

– А про него ты не подумала? – вскинулся дядька, кивнув на Яна. – Захочет остаться переночевать – и где?

– Заночует в подвале.

– Почему в подвале?! – взорвался брат.

– Ему там будет очень удобно, – голос Ады был невозмутим. – И друзей можно пригласить, и курить…

Ян рассмеялся.

– Вы не подеритесь тут. Устраивайся, мать, где хочешь.

* * *

Мало-помалу налаживался новый быт. Вопреки сомнениям, Яков устроился на работу быстро, зарплатой был доволен, а что далековато ездить, так это не помеха, когда знаешь, что вернешься в новый (а главное, собственный) дом. Он и не заметил, как обжитую квартиру в Сан-Армандо стал называть «крысиной дырой». Здесь богатая акустика, и музыка звучит иначе. Сестра занята своими мемуарами, д-дура… Балкон просторный. Мешало – чем, он не мог объяснить, однако мешало – дерево. Торчит орясина… За каким, спрашивается, чертом?.. – а срубить, и все дела.

Большая светлая спальня, джакузи, веселая новая посуда – иными словами, весь уют Дома – радовали Аду три месяца. После чего выяснилось: не для того она сюда ехала, чтобы снова ишачить. И ни уговоры сына, ни беспомощные доводы брата не помогли.

Не для того. Точка.

– Мать. Объясни, чего ты хочешь?

Она хотела жить отдельно:

– Мне положено жилье. Вот у нас в Сан-Армандо…

Ян не мог этого постичь. Не мог осознать, что мать предпочитает «казенный» дом для старичья вот этому, новому, купленному и обставленному для нее!..

Дядька в беседу – если назвать это беседой – не вмешивался; махнул рукой и скрылся.

– Вернемся с Юлькой из отпуска – найду тебе жилье, – пообещал Ян.

– Я подожду, – кротко сказала мать. – А когда… в отпуск?

Это вместо: «Когда вы едете?», догадался Ян. Во рту стало горько.

– Послезавтра.

Не тащить же ее в рай на веревке. Пусть делает что хочет, она всегда так делала. Послезавтра они с Юлькой высадятся на Сен-Мартен, и тропическая жара сразу облепит обоих, они будут наслаждаться солнцем, горько-соленой карибской водой, друг другом, и… пропади все пропадом, они послезавтра сядут в самолет. Он снимет еще один фильм, «Остров-2001» – море не бывает одинаковым. И в голове послушно включился Бах, «Итальянский концерт» – именно такое море на рассвете.

Иоганн Себастьяныч, я устал. У меня есть Юлька, но я дико устал. Послезавтра я начну отдыхать – Юлька, только Юлька, Египтянка моя…

Послезавтра с утра позвонил Яков:

– Мамашке плохо.

– Что случилось?

– Э-э… Вроде голова кружится, – растерянно мямлил Яша.

«Семьдесят один год, жара… перемена климата», стучало в мозгу, пока Ян бежал к Басе за тонометром.

В Пряничном Домике стояла тишина. Сквозь жалюзи ломилось июньское солнце. Ада лежала на кровати, закрыв глаза, с послушно вытянутой полной рукой. Юлька снова и снова сдавливала резиновую грушу, но цифры не менялись. Сто десять на семьдесят. Папе бы такое давление.

– Мать, как ты? – тревожился Ян.

– Ничего страшного, – с усилием ответил слабый голос.

Юля спустилась. Ян курил на балконе. Болела бабушка, болел Яков; он не помнил мать больной.

– Что делать, Юлечка? – кричал он шепотом. – Что делать?