Лорины родители тоже звали к себе: «Приезжайте на Хануку, будут только
– Почему мы с тобой не суем всюду «как бы», почему? Ты можешь сказать: «Антошка
Юлю не меньше раздражало двойственное, сомневающееся
Простуда затянулась, Ян сильно кашлял. Зима хороша, когда смотришь в окно, или снимаешь летящий снег и замерзших, съежившихся воробьев, или сидишь у камина. Камин уютно горел в Пряничном домике, перед ним сидел Яков, а в комнате Яна пощелкивали батареи, было тепло, но дуло от окон. Он сидел перед компьютером в любимом шотландском свитере, толстом, как валенок, и все равно тянуло холодом с улицы, руки стыли. Закашливался, вставал и шел на кухню выкурить сигарету. «Все путем, – успокаивал он Юлю, – нормальный кашель курильщика».
«Нормальный кашель» обернулся бронхопневмонией. Выздоровление шло долго и как-то неохотно. «Вы не думали бросить курение?» – врач был вежлив, не пугал – это было неэтично; вопрос прозвучал философски. «Нет», – ответил Ян, и больше к обсуждению не возвращались. Он был сыт лекарствами. Антибиотики вызвали к жизни тихо дремавшую язву, которая требовала новых лекарств, а значит, опять надо было к врачу. Юля не подавала виду, что волнуется: когда болел живот, его все раздражало.
Лора скрупулезно планировала все жизненные события. Что и сколько купить в супермаркете, как оплачивать счета (сначала телефон и газ, потом электричество), кто поедет в химчистку, на какие концерты ходить и когда менять масло в машине. Предстоящая свадьба была не только радостным событием, но и серьезным мероприятием. Она выбирала цветы, платье, помещение, туфли, состав и число гостей, оркестр и фату; когда садилась за пианино, пальцы неистово бегали по клавишам. Юля не понимала: свадьба в ноябре, зачем суетиться в марте? Заходила к ним нечасто, с Антоном говорила по телефону – Лорина нервозность висела в воздухе, не выветриваясь.
Кашель Яна стал слабее, превратился в привычное покашливание. Постепенно успокоилась и язва – таблетки стояли на тумбочке рядом с кроватью. «Мне нужно тепло», – повторял он.
– И костюм, – напомнила Юля.
– Почему я не могу?..
– В джинсах? Исключено. Потому что я буду в вечернем платье.
– Я никогда не видел тебя в платье.
С опозданием понял, что не надо было это говорить. Юлька молча ушла в спальню. Пойти за ней не решился, сел у компьютера, бездумно и тщательно вырисовывая шахматную ладью на чистом листе, и повернул голову на скрипнувшую дверь.
Юлька стояла на пороге. Такой он ее никогда не видел. Если вот это синее, как ночное небо, называется «вечернее платье», то куплю чертов костюм хоть сегодня. Стало стыдно: собрался ведь идти в любимом вельветовом пиджаке,
– Ну как?
– Юлечка… А днем
Знаю. Ты никогда не видел меня нарядной, мы привыкли к нашим джинсам, простым джемперам и курткам. «Всегда», «никогда» – слова для него сохранили свой первозданный смысл. И так во всем: он никогда не фальшивит. Инструмент, не нуждающийся в настройке.
«Хоть сегодня» костюм не купили – до ноября вагон времени. Наступило долгожданное лето, стало тепло, скоро весь город укутает душный зной. Откроешь дверь на улицу – и моментально запотеют солнечные очки от влажного, как горячий пар, воздуха. Спасение – кондиционер: подставишь лицо – и поймешь, что такое блаженство. К тому же дядька ни на что не жалуется, да и выглядит вполне прилично, не смотрит жалкими глазами, не ждет похода к врачу. Мать занята своими мемуарами: велела купить в русском книжном Макиавелли (для вдохновения, что ли?).
…Самое хорошее, что могло в твоей жизни произойти, – это Юлька. Вот так, очень просто – Юлька, Египтянка моя.