Юля не заговорилась – она продолжала сидеть вполоборота к мужу за стойкой, оба держали бокалы с коньяком: и сказать нечего, и уйти неловко.
– Не понимаю, почему не наливать коньяк в обыкновенные рюмки?
– Чтобы хватило рюмок для водки.
Он хохотнул.
– Сама придумала?
– И главное, только что.
– Кстати, как они называются, пузатые эти?
– Не помню. Ты забыл: я не лингвист, я историк.
– Бывший, насколько я знаю.
– Вспомнила:
– М-м?..
– Бокалы для коньяка, говорю. Называются «snifters». Ты же спросил…
– Я забыл уже. Старею. Ты тоже, кстати.
– Спасибо. Всегда найдешь куртуазное слово для дамы.
– Дама, я пригласил бы тебя, но я так и не научился танцевать.
Он поднялся первый.
– Тебя проводить?
– Спасибо, я потом.
Юля с облегчением улыбнулась и помахала рукой удаляющейся спине. Почему люди так много значения придают свадьбам? Она хорошо помнила собственную – ничего, кроме постоянного напряжения. Почему? Знала, что расстанемся? Или не хотела с ним состариться? Мужа кто-то позвал – он обернулся. В Юлином бокале тяжело колыхался коньяк. Она так и не ответила на вопрос: «А ты нашла, с кем хочешь состариться?» Забыла. Тоже старею, подмигнула бокалу.
Мало того что сын не пригласил родную мать на свадьбу, так и прийти не спешил, только звонил. Но разве доверишь телефону все, что Ада собиралась ему высказать? Ян звонил как ни в чем не бывало, словно никакой свадьбы не было: спрашивал, что купить, интересовался самочувствием, обещал на следующей неделе заехать… Ада клала трубку: что ему теперь до старухи-матери? Никогда раньше не думала о себе страшным этим словом, а сейчас мысль доставила странное удовлетворение. Старуха-мать – одинокая, брошенная на произвол судьбы. Раздражало и то, что брат отказывался понимать ее.
– Бросили? Д-д-дура… Кто тебя бросил, я позавчера приезжал!
– А
– Вожжа под мантию попала? Приедет. У меня вторая линия, перезвоню.
Не перезванивал. И зачем Яшке вторая линия? Нет, остался один друг – тетрадка. Теперь Ада не только записывала, но и перечитывала исписанные страницы.