Джек, который построил дом

– Хватит, сколько можно! – раздраженно бросила Милана.

– Помолчи, – тихо произнес Алекс и налил ей вина.

– Ты Регину пригласил? – озаботился Люсик.

Эх, милый, скольких я не пригласил и не приглашу больше никогда, горько подумал Ян, и в это время скрипнула входная дверь.

…Ада готовилась поздравить Яна на следующий день, и появление брата застало ее врасплох.

– И она придет?

Яков неопределенно вздернул плечо. Понимай, как хочешь: то ли ее не будет, то ли Яшке плевать, кто хозяйничает в его доме.

– Мне нечего надеть, одно старье. В чем я пойду?

Яков глянул на часы, буркнул:

– У тебя полный шкаф «нечего надеть». Поедем купишь…

Очень, очень миленькая кофточка попалась Аде на глаза. Дороговато, конечно, но в магазин она выбиралась нечасто, да и кофточка сидела как влитая, хотя была на два размера больше, чем Ада носила. На материи сэкономили, не иначе. Все как учили в политэкономии капитализма. Куда мир катится, страшно подумать. Дома, глядя на себя в зеркало, она перестала беспокоиться о судьбе мира: больно уж хороша была розовая шелковая кофточка на ее женственной фигуре, а с янтарными бусами так вообще…

Такой она и появилась в доме брата – нарядная, с гостеприимной улыбкой, в новой кофточке, с красиво уложенными золотистыми волосами.

– Дай я тебя поцелую, цыпа моя! Нет, я не могу поверить, что тебе целых… И познакомь меня с твоими друзьями.

На Юлю, расставлявшую приборы, она не смотрела. Звякали бокалы, звучали голоса, смех.

– Женщина нашего возраста? – прошептала Ася.

– М-м, – Юля не разжимала губ, только опустила ресницы.

В дверь позвонили. Ада что-то говорила, держа сына за рукав. Юлька направилась было к двери, но Яков уже спешил ей наперерез: «Я сам открою». Тарелка маленькая, тарелка большая, рюмка, бокал. Тебе дали понять: территория помечена….Тарелка, еще тарелка, рюмка, бокал. Я не смогу сесть с ним. Рюмка, бокал. Маленькая тарелка, большая тарелка. Соль, перец. Рюмка, бокал. Стакан, лимон – выйди вон. Вилки, ножи. Тарелка маленькая, тарелка большая. Рюмка, бокал. А хлеб?.. Лаваш и зелень отдельно, как Ян любит, на большое блюдо.

– Салат заправлять? – Ася говорила спокойно, негромко.

– Заправь.

Яков искал сигареты, хлопал себя по карманам. И тогда спасительно грянула гитара Люсика:

Собирайтесь-ка, гости мои, на мое угощенье,Говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву…

Все оживились и начали рассаживаться, приговаривая: «Что-то стало холодать».

– Я рядом с тобой, – заявила Ада.

– Сюда, здесь Яша, – поправил Ян. – Я с Юлькой.

Новый звонок – пришли Антон и Лора. Следом вошла еще одна пара, в темноте неразличимая (Яков из экономии выключил свет в прихожей), а когда зажгли свет, Ян с изумлением увидел Фиму с Машей, она держала на руках маленькую собачку. «Мы долго не могли найти дом…»

– А водка-то стынет, – напомнил Алекс, водки не пивший.

Картинки – теперешняя и прежняя, четырнадцатилетней давности – проще всего было бы проверить наложением одной на другую, но зачем? Кто помнил о журнале «Мурзилка», кто искал отличия? Разве неясно, что Алекс основательно полысел, отчего голова его подстрижена так коротко, что скорее обрита? Что Маша превратилась в толстушку с яркими черными волосами, Фима стал носить очки, а погибший под колесами пудель возродился пуделем же, но карликовым и не черным, а серым, будто пережил много стирок и полинял. Собачник однажды – собачник навсегда, и супруги по очереди держали пуделька на руках. Он дрожал в своей вязаной жилетке и деликатно чихал от сигаретного дыма. Маша с Фимой рассказали, что переехали в другой дом, поменьше, дочка поехала учиться в Англию, где и вышла замуж. Ян, как и тогда, в августе девяносто первого, жарил на гриле мясо, с балкона шел аппетитный запах. С тем же мнимо значительным лицом Люсик пел Окуджаву – старая любовь не ржавеет. Мало изменилась Милана с бледными глазами, которые в этот вечер она не сводила с Алекса, несмотря на то что между ними сидела первая и, похоже, окончательная жена Галина. Что бы там ни подразумевалось в подтексте, дамы болтали друг с другом без умолку, будто проверяя друг друга на выносливость.

Гости брали чашечки с кофе и рассаживались кто где. Дядька курил на балконе. Яну все время казалось, что вот-вот кто-нибудь наступит на поводок или прищемит собаку балконной дверью, но крохотный, почти декоративный пуделек неслышно подремывал у пышной груди хозяйки. Лора с Антоном перебирали диски.

– Разве это стихи? – доносился голос Ады. – Рифмоплетство…

Что-то гудел в ответ Алекс и мотал головой, потягивая кофе.

– Сейчас я работаю над мемуарами. Вот у нас в Сан-Армандо…

– Как мой отец, – оживился Алекс. – Он писал почти два года.

Собеседница вздохнула:

– Нашему поколению выпала нелегкая судьба. Кем был в Союзе ваш отец?

Алекс отхлебнул кофе.

– Папа работал в мостостроительстве, хотя мечтал стать моряком…

– А на какой должности?

– Прораб. У него были хорошие руки.

– И написал мемуары? – недоверчиво переспросила Ада.

– Да! Собрал старые фотографии, был очень горд.

Ада лишилась дара речи.