Джек, который построил дом

Бедро прооперировали, зато началась пневмония. На борьбу с ней бросили мощные американские антибиотики, но что могут сделать самые лучшие лекарства и безукоризненный уход, если кончились жизненные силы?.. На похороны никто не приехал – у Баси никого на свете не осталось в живых, объяснила Ядвига. В крематории постояли втроем: Ян с Юлей и Ядвига в черном платке. Больше шестидесяти лет из своих восьмидесяти трех Бася прожила с клеймом на руке, и только сейчас оно сгорело – вместе с рукой, вместе с Басей. Намеренно ли она распорядилась о крематории, которого чудом избежала в лагере, в отличие от матери и сестер, и превратилась в дым, чтобы теперь соединиться с ними – в вечности? «Война у каждого своя», и не потому ли Стэн Важинский записывал «свою» войну, не потому ли в конце жизни скорбел, а не радовался, что остался в живых?

– Твоя хозяйка? Так она, ты говорил, была старая совсем? – Яков закурил. – А кому ты теперь за квартиру платить будешь?

Ян об этом не думал. Все произошло внезапно и так же внезапно кончилось.

– Пока не плати, – деловито соображал дядька, – потом объявятся наследники, дом выставят на продажу… Там разберешься.

Басины наследники… Что, дядька не слушал его – или не слышал?

Надо спросить Эрика, решили Ян с Юлей, ведь он тоже Басин квартиросъемщик. Эрика, кстати, не было не только видно, но и слышно; может, уехал в отпуск и до сих пор не знает, что Баси больше нет?

Оказалось, Эрик отлично знает. А за квартиру платить Ян обязан ему, Эрику, новому владельцу дома; вот и документ, подтверждающий его статус. Эрик, однако, не планирует сдавать верхний этаж, равно как и любой другой; истечет срок договора – и до свидания.

Все разъяснилось просто. Трудолюбивый жилец, некогда снявший одну комнату, позднее откупил второй этаж по какой-то бесхитростной цене, взяв на себя обязательство поддерживать дом в порядке. Бася не вникала в юридические тонкости: только что схоронила мужа и не было ей дела до текущего крана – спасибо квартирант взялся починить. Надежного адвоката, к сожалению, не было тоже: чтобы отвязаться от инициативного Эрика, старуха подписала бумагу, согласно которой жилец сделался совладельцем дома. Знала ли хозяйка, что подписывает, или поняла много позже? Поняла, наверное, потому что в какой-то момент поделилась с Ядвигой – совсем недавно, когда Эрик затеял строить гараж во дворе, что объясняло доски и колышки.

Договор истекал вместе с годом, в конце декабря. Надо было срочно искать квартиру. Можно было к Юле – квартира вот-вот освободится, молодая семья готовится переезжать в новый дом. «Очень удобно, – взахлеб говорила Лора, – мама с папой совсем близко. Конечно, мы к вам тоже будем Пуську привозить, если… если никто не будет курить, это вредно для ребенка».

Положим, это вредно, разозлилась Юля, но ты ж отлично знаешь, что при ребенке никто не курит; могла бы промолчать. Ян молча вышел. «Если курить на крыльце, то дым идет в окна», – не унималась Лора. «Помолчи», – оборвал Антошка.

В этой стране да не снять квартиру? Да хоть дом, хоть целый особняк – полным-полно, были бы деньги! Денег, однако, было мало, а цены на квартиры сильно подскочили. До чего же не хотелось Яну расставаться с обжитым уютом старого дома, с радужным окошком, но дом без Баси все равно был немыслим. Его тронуло, что старуха запомнила день его рождения, и когда после юбилея они с Юлькой вернулись из Пряничного Домика, заглянула поздравить: прошелестела «вшисткего найлепшего»

и медленно пошла к себе. За последний год она еще больше похудела и почти утопала в широком пиджаке на плечах…

Яков был красноречив как никогда.

– За каким чертом тебе снимать? – орал он, явно забыв, сколько лет он сам снимал. – Живи здесь, это наш общий дом!

Уговаривал долго, закончив на менее патетической ноте:

– Тем более ты все равно платишь…

Живи… платишь

… Ни черта не соображает?

– Яша, я не один.

Яков остановился, замер над плитой и… предпочел не услышать: чиркнул спичкой, загремел чайником. Облокотился на стол, придвинул пепельницу, закурил.

– Я же не говорю: навсегда. Мамашкина спальня пустая, кабинет пустой… Поживи, пока найдешь, я знаю?.. Ты же все равно платишь, – повторил с упором.

Ян поднялся.

– Мне пора. Поздно.

– Ты эт-т-т… переезжай, а?

Съезжать надо было через два месяца. Маленькая квартира, которую они присмотрели, стоила в полтора раза больше нынешней; плюс доплата за гараж. А до февраля – до Парижа – всего ничего.

Дома – пока еще это был их дом – за кухонным столом сидела заплаканная Ядвига, Юлька ее успокаивала. Новый хозяин объяснил Ядвиге, что платить не намерен – он не просил ее приходить и убирать, а что Бася просила, так это его не касается. Такими ли словами Эрик объявил свою волю и сколько остался должен Ядвиге, понять было непросто. Когда та наконец ушла, Юлька повернулась к Яну.

– Что-то случилось?

Он рассказал. Несколько раз прозвучало слово «временно».

– Почему ты молчишь, Юлечка?

Потому что ты принял решение. Потому что мне нечего возразить.