Джек, который построил дом

Письма приходили нечасто, но тем нетерпеливей Ян открывал конверт. «У нас тут такое происходит, – писал Миха, – перо бессильно, нужен фотоаппарат или кинокамера. Маманя паникует, говорит, ехать немедленно. Я думаю – медленно; сейчас все куда-то намылились, ОВИР вот-вот лопнет. Аська не отлипает от телика, в котором Чумак и еще какая-то чума мельтешит, так моя дурища воду заряжает в трехлитровых банках и меня пить заставляет. Пора, что ли, опять на Север смотаться, пусть она плавает в здоровой воде. Даже нянька плюется – говорит, от нечистого».

Открытка в конверте была от Дяди Саши. Майка собирается замуж; практикантка Надя перешла в торговый кооператив; многих увольняют, по всем лабораториям; кто-то собрался на завод – там зарплаты больше плюс тринадцатая. «Как с работой, Янчик? Пиши подробней, если не военная тайна. В остальном у нас по-прежнему, вот Вийка кричит, чтоб я тебе привет передал». И распахнулась знакомая дверь, ожил аромат кофе, который Майка снимала с плитки, кто-то из ребят привычно зубоскалил над плакатом «Береги минуту», любуясь другим, на противоположной стенке, где красовалась зловещая надпись: «Сбережешь минуту – потеряешь жизнь», кто-то закуривал, а беспечный человек на втором плакате торопливо перешагивал через рельсы прямо перед надвигающейся электричкой; опять хлопнула дверь, он почти переступил порог, однако стул в углу был пуст, а сам он сидел на балконе в Америке, и на столе лежали открытка, конверт и зажигалка.

Работу Ян не искал – было некогда: занимался английским, изучал списки университетов – их было не перечесть – и ходил на курсы вождения. Раз, ожидая запаздывавшего инструктора, стоял у обочины, когда у тротуара остановилась машина.

– Эй!

Он узнал парня сразу. Тогда, в Ладисполи, – мокрые волосы, блестящие капли воды на плечах, брюки подвернуты – он ехидно говорил Аде про «дядю Сэма».

Встретились вечером, поехали к океану. Максим охотно рассказал о себе. Приехал по вызову двоюродного брата, но быстро сообразил, что присутствие его в доме тягостно для всех, и снял крохотную «студию» на чердаке. Студия была снабжена нелегальной плиткой и тесным закутком с унитазом и душем. Одним словом, жить можно. Чтобы платить за чердачные хоромы, начал развозить пиццу, благо водить умел еще на родине. Кузен отдал ему старую машину, с облегчением избавившись одним эшелоном от нее и от родственника.

Пиццу развозить Максиму нравилось. Он тоже, как Ян, собирался в аспирантуру, мечтал о Нью-Йорке, только все повернулось иначе и самым неожиданным образом.

Он получил несколько коробок с пиццей. Долго кружил по незнакомому району, пока наконец нашел постройку с ободранными стенами – богом забытый офис, чаевые не светят, пригорюнился Максим. «Что-то вроде ИзНаКурНож, помнишь?» – хохотнул; они незаметно перешли на «ты».

Офис, недавно организованная маленькая компания, внутри был таким же обшарпанным, с потеками на стенах, но богом не забытый, потому что босс, пожилой, но энергичный, собирался переехать в более достойное помещение поближе к центру – дела шли хорошо, клиентов становилось все больше, бывшие советские специалисты дело разумели и не требовали высоких зарплат.

– Там, оказывается, русские работают, и тут вваливаюсь я с пиццей: sorry, I’m late. Даю расписаться, то-се, и слышу: «Накинь чаевые». И до меня доходит: по-русски говорит! Я руками машу: не надо, ребята, бросьте… Никогда такую глупость не делаю, всегда беру. Спрашивают: откуда я, давно ли приехал, сколько торчал в Италии, как дошел до жизни такой. А у меня пейджер запикал: Рикардо вызывает, новый заказ. Я успел сказать ребятам, что работал в вычислительном центре, и тут начались мелкие чудеса. Как у Стругацких. Наш босс, говорят, ищет программиста; тащи резюме.

…Босс одобрял советское образование. Парень – скуластое лицо с веснушками, рыжеватая грива, прямой взгляд и сносный английский – тоже понравился. Спустя неделю карьера Максима сделала стремительный взлет – из курьера пиццерии в белые воротнички. С Рикардо, хозяином пиццерии, договорился, впрочем, что будет подрабатывать в выходные – деньги были нужны.