Джек, который построил дом

Вот и с Антошей познакомимся. Египтянка замужем, однако не прийти было нельзя – при чем тут Алекс. Он осторожно снял с решетки шипящие кусочки мяса, открыл дверь и двинулся на террасу. Поставил блюдо на стол и занял пустой стул, стараясь ни с кем не встречаться взглядом.

Перекрывая восхищенные возгласы, Регина благосклонно спросила:

– Как вы делаете шашлык и что вот это красненькое?

– Регина, я же говорю, это…

– Помолчи, я не тебя спрашиваю.

Муж умолк.

– Обыкновенно делаю, ничего особенного, – пожал Ян плечами. – Это гранат.

– Я же тебе, Региночка…

– Мясо долго вымачиваете?

– Предрассудок. Его не надо вымачивать, иначе жестким будет.

– А соус, соус какой? – выкрикнула вторая жена.

– Дайте мужику поесть, – пробасил Алекс, – он вас кормит, а сам голодный. Янчик, выпей. Мальчики, вы шашлык пробовали?

– Ты руки помыл, Антоша?

Со стула неохотно поднялся лопоухий мальчуган лет одиннадцати.

– С мылом, – добавила Юля.

– Все, я поел, – сын Алекса положил вилку.

– Поел сам – подожди товарища, – остановил его отец. – Вот и он, с чистыми руками. Потом еще торт будет. Как тебе понравился лагерь? – он повернулся к Антоше.

– М-м… Окей, – мальчик опустил глаза в тарелку.

– Тост, тост! – закричал Люсик.

– А водки нальют?

– Это под шашлык-то? Красное вино надо.

– Водка на клюкве, попробуй! Сам настаивал.

– Водка должна быть чистая.

– Ты попробуй, а потом говори!

– Пробовал, потому и говорю: чис-та-я, только чистая…

– Боря, ты наступил на поводок, она пугается!

– Ч-черт… Уберите собаку!

– Фимка, сними поводок, я же просила!

– Она к тебе идет, сними сама.

– Ну мы выпьем или как?..

– Мама сделала селедку под шубой, вы пробовали? – Отец Алекса наклонился к Яну. – Покушайте обязательно!

– С селедкой? – капризный голос второй жены.

– Конечно, с селедкой, – убежденно пробасила Женя-Маркс, укоризненно покачав черно-седой гривой, – и «шуба», и винегрет. Ты никогда не любила селедку…

Не сложилась твоя жизнь, а все потому, что мой винегрет не ценила, читалось в ее голосе и взгляде.

– Деточка, ты мою «шубу» пробовала? – ласково обратилась она к жене номер один.

– А как же! – с готовностью ответила та. – Соскучилась ужасно.

Разговор становился оживленней и громче, веселье клубилось по всем правилам праздничного застолья, когда впереди еще целое воскресенье, и значит, некуда спешить.

– Это винегрет. Женечка сама делала, вы не думайте, не из магазина.

– Думать некогда, винегрет стынет…

– Это что, голубцы? Положи мне парочку.

– Я работаю с одним американцем, и…

– Моя мама такой делала, настоящий еврейский винегрет.

– И какой же русский не любит еврейский винегрет!

– Язык божественный! Маша, передай-ка мне хрен!

– А ты мне водочки налей, я виски не понимаю.

– Смотря какое виски, ты попробуй…

– Шашлык остался?

– Без хрена все же не то.

– Виски надо со льдом, а то никакого вкуса.

– У нас на работе один американец, так он говорит…

– У меня тост. Я хочу поднять этот бокал…

– Погоди, Фима, тут у дамы не нолито.

– Салат будете доедать? Последний, учтите. Кому салат?

– Я хочу поднять этот…

– Американец, его Джошуа зовут…

– Я хочу…

– Дайте человеку сказать! Уже скажи, Фима!

– Мам, я с Сережкой на велике покатаюсь, лан?

– Только по тротуару, слышишь?..

Протопотали по лестнице стремительные шаги, стукнула входная дверь. От сквозняка захлопнулся балкон, и громкий собачий визг разнесся по всему дому. «Ты ей придавил хвост, отпусти!» – «При чем тут я?..» – «Дверь отпусти, она боится!» – «Не бойся, девочка, все будет окей, иди к мамочке… Люсик, отойди. Не трогай!.. укусит, она напугана». – «Не знаю, кто больше напуган…» – «Ну-ну, хорошая девочка, хорошая. Лежать. Лежать! Лежать, кому говорю! Фима, дай кусочек сыра, там на столе…»

За окнами террасы медленно проехал лопоухий мальчик, следом бежал Сережа.

Какой я идиот!..

– Я выйду: вдруг они на дорогу выкатят, – Египтянка пошла к выходу. Она не удивилась или не заметила, когда Ян двинулся вслед за ней.

– Эй, вы двое там! – крикнул Люсик. – Не пропустите кофе, сегодня я варю!

– Имеет смысл пропустить, – тихонько сказал Ян.

О чем говорить, он не знал. К счастью, Юля начала говорить сама – рассказала, как ей привезли машину прямо из мастерской – оказывается, такой сервис есть; здорово, правда? Как ездила в лагерь за Антошкой, заблудилась и приехала позже всех.

– Сколько парню? – спросил он.

Глаза у нее карие, как у сына, наконец-то рассмотрел. И волосы тоже одинаковые – почти черные, только на солнце отсвечивают рыжеватым. Она вытягивала голову то в одну сторону, то в другую, пытаясь рассмотреть мальчиков.

– Двенадцать. Он маленький, хотя с Сережей они ровесники. Может, потом вытянется. Твои старше, да?

Ян взглянул удивленно.

– Мои?..

– Ну, в Сан… Альфредо, что ли. Тинейджеры…

– Сан-Армандо, – машинально поправил и засмеялся. Протерев очки, пояснил: – Это точно, постарше. Лет на пятьдесят в среднем. Мать и дядька. Ведут себя, как тинейджеры. Все время приходится разнимать…

Кто бы ни произнес «эти двое», формулировка приросла. На крыльце было сказано несколько малозначащих фраз. Египтянка вздохнула.

– Кофе я все-таки бы выпила.

– Я тоже. С коньяком.