Читаем Джек, который построил дом полностью

Они не сразу заметили смуглую девушку с длинными распущенными волосами. Сидя на корточках, она перебирала пластинки. Девушка произнесла хрипловато: «Кира, – потом повернулась к Шурке: – Поставь эту». Юля незаметно обвела глазами комнату: диван у стены, книжная полка; на телевизоре фотография какого-то парня в профиль: нос, худая щека, рука с сигаретой у рта. Дым от сигареты был похож на кисейную занавеску – казалось, парень щурится, стараясь разглядеть что-то за ней.

Ян?.. Или просто похож?

И заиграла гитара – медленно, словно вспоминая мелодию; зазвучал нежный, мелодичный женский голос, тихо выговаривающий шуршащие польские слова. Польские, но все равно было понятно, о чем она поет: еще раз просит съездить в некий Томашов – договорить о чем-то давнем, а скорее всего просто снова увидеть любимого.

– Поставь еще раз, – попросила Кира.

Снова нерешительно, задумчиво звучала гитара, снова шелестели полные нежности слова, снова женщина просила: вернемся! Только на один день, ведь давний разговор оборвался, как сон, и я снова пл

ачу, а ты молчишь, ничего не отвечаешь и ешь виноград. Снова в неведомом Томашове стояла золотая осенняя тишина, хотя за окном гудел май, кто-то звонил в дверь, а Шуркина мама внесла большую тарелку с беляшами. Гости курили у раскрытого окна. Юля вслушивалась в польские слова и далеко в дымке видела белый дом, куда теперь поставили чужую мебель; мы вернемся туда?..

Не песня – наваждение.

Потому что у нее тоже не так давно был свой Томашов. Не в Польше, конечно; да и неважно, где находился тот условный Томашов – главное, что мучительно потянуло снова поехать туда. Как раньше, когда они приезжали вдвоем с Игорем.

Одна и та же старая хозяйка встречала их на крыльце дома, где, как в Томашове из польской песни, стояла чужая мебель, однако на время мебель и дом словно становились их собственными, насколько хватало воображения представить, что ты с любимым мужем возвращаешься домой.

Воображения хватало на несколько недель, сколько позволял отпуск Игоря. Даже меньше, потому что сама Юля начинала «уезжать» – репетировать неизбежную разлуку – раньше, до настоящего отъезда. Знала, что до следующей встречи время потянется долго, тоскливо.

Хозяйка попросила паспорта для прописки. Юля кивнула, но тут же забыла: хотелось на море, где гуляли дотемна, потом крадучись поднимались по лестнице, чтобы не разбудить старуху. Та напомнила разок-другой, после чего напоминать перестала и, казалось, потеряла всякий интерес к постояльцам. Да и нашлось ли бы место в ее существовании для того, чтобы присматриваться к чужим людям, которым почему-то приглянулся ее дом?

Старуха все поняла намного раньше Юльки.

…Тетушка Катрина была вдовой самого уважаемого в поселке человека – пастора, который во время войны прятал в подвале кирхи раненых красноармейцев, принимал в доме немцев и погиб от немецкой же пули на ее глазах. Их дочь сбежала к партизанам с одним из раненых, и больше ее никто не видел. Пасторшу почему-то не тронули ни немцы, ни партизаны, ни «лесные братья». Вернувшаяся после войны советская власть к награде старуху не представила, но и в лагерь не загнала – позволила доживать в старом доме, время от времени напоминая, что дачников надо прописывать. Хозяйка ничего о себе не рассказывала, вообще избегая говорить по-русски; о ее судьбе Юля узнала от словоохотливой продавщицы в магазине – та предлагала снять комнату у нее, «а то у пасторши не дом, а развалюха». Юля вежливо поинтересовалась, где же сам пастор, и продавщица с готовностью выложила, кто где.

Этой ли старухе было дивиться адюльтеру?..


– Мама, ты наш поворот проехала!

Кажется, здесь Ян пытался проехать, когда вез ее в день знакомства.

– Ты знаешь эту дорогу? – беспокоился Антоша.

– Поедем через наоборот…


То, о чем догадалась хозяйка, Юля узнала спустя два года. Женат; есть ребенок. Узнала случайно. Они с Игорем оставались на «вы», как в первый день знакомства – или как в старом романе. Любовь вытеснила слово «знакомство», но «вы» так легко и привычно выговаривалось обоими, что не было потребности его менять. «Вы» несколько примиряло с расставанием и разнесенностью в пространстве, но придавало праздничность каждой встрече, независимо от того, где и как она происходила: в аэропорту, на вокзальном перроне или в комнате старого дома, когда утром открываешь глаза.

…Дул ветер с моря, на пляже было немноголюдно. Малыш возился у воды, споткнулся и шлепнулся на песок. Игорь подхватил мальчика и передал его подбежавшей матери. «У вас есть дети?» Спросила не потому, что всерьез об этом подумала, просто удивилась, насколько ловкими, привычными были все его движения.

– Да.

Их разговор был коротким. И как же пригодилось это «вы»…

– Вы были женаты?

Долго закуривал, потом ответил:

– Я есть женат.

Перейти на страницу:

Все книги серии Самое время!

Тельняшка математика
Тельняшка математика

Игорь Дуэль – известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы – выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» – талантливый ученый Юрий Булавин – стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки. Судьба заносит Булавина матросом на небольшое речное судно, и он снова сталкивается с цинизмом и ложью. Об испытаниях, выпавших на долю Юрия, о его поражениях и победах в работе и в любви рассказывает роман.

Игорь Ильич Дуэль

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Там, где престол сатаны. Том 1
Там, где престол сатаны. Том 1

Действие романа «Там, где престол сатаны» охватывает почти весь минувший век. В центре – семья священнослужителей из провинциального среднерусского городка Сотников: Иоанн Боголюбов, три его сына – Александр, Петр и Николай, их жены, дети, внуки. Революция раскалывает семью. Внук принявшего мученическую кончину о. Петра Боголюбова, доктор московской «Скорой помощи» Сергей Павлович Боголюбов пытается обрести веру и понять смысл собственной жизни. Вместе с тем он стремится узнать, как жил и как погиб его дед, священник Петр Боголюбов – один из хранителей будто бы существующего Завещания Патриарха Тихона. Внук, постепенно втягиваясь в поиски Завещания, понимает, какую громадную взрывную силу таит в себе этот документ.Журнальные публикации романа отмечены литературной премией «Венец» 2008 года.

Александр Иосифович Нежный

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги