Читаем Джек, который построил дом полностью

Ян упомянул, что вырос в коммуналке. По его словам, там просто был коммунизм в действии: сосед соседу друг, товарищ и брат. Шурка, он же Саня Гурвич, «гениальный фотограф», тоже в общей квартире жил, но Юля бывала там слишком редко и ни с кем из соседей не встречалась. Тот Шуркин день рождения – едва ли не последний раз, когда они виделись на старой квартире. Потом было новоселье, беременная Кира, дочка… Второй ребенок появился с противоестественной быстротой, в чем никакой, разумеется, противоестественности не было, просто жили далеко друг от друга, когда откладываешь встречу, потому что некогда, поздно или нет настроения; постепенно начинаешь малодушно откладывать и звонки, ведь не о чем говорить, если человека долго не видишь. Этот заколдованный круг можно только разорвать, нарушить привычную модель общения – снять трубку: привет, я по вас соскучилась. Однако долгая разобщенность мешала простым словам, и звонок откладывался до чьего-то дня рождения, а то и свадьбы, но не считать же такие светские пересечения встречей? Юля помнила платье, в котором Кира пришла к ним на свадьбу, Кирину улыбку, но настоящей встречи не получилось, при всей Юлиной неприязни к свадьбам, и собственная не была исключением.

…Могло ли пройти пятнадцать лет с того майского вечера – целых пятнадцать лет! – если эти годы можно то сжать, как мехи гармошки, то раскатать перед собой ковровой дорожкой?


…С Шуркой, обвешанным детишками, можно было встретиться на взморье, где Юля с мужем снимали дачу – не хотелось отправлять Антошку в детский сад. Встречаясь, говорили о детях, о воспитании; многие увлекались системой Никитиных, однако Шуру с Кирой это не затронуло. Гуляли вдоль моря; потом обещали звонить, «не пропадать», и разъезжались, «пропадали» до следующего лета.

Все жили по-разному – запутанно, бестолково, но непросто. В последнее время разговоры сводились к отъездам; об этом Юля думала в самых неподходящих местах – например, в очереди за рыбой. Кто-то ждет судьбоносного решения в Италии – лучше, чем в очереди за мороженым хеком торчать. Вена, Рим… Не из атласа, а из жизни тех, кого ты знаешь, это звучит экзотично. Хотя чего-чего, а экзотики хватает и в тесном, провонявшем рыбой магазинчике, где в витрине смерзлись тощими боками столь же экзотичные, неведомые рыбы: нототения, простипома…

Кальмары – голые, скользкие, похожие на ком внутренностей – быстро воплотились в кальмаровый салат на ужин, Антошка любит. И тут в дверь позвонили.

– Шурка!.. Вот это сюрприз!

Он вошел, отряхнув на площадке снег, улыбаясь непривычным лицом. Похудел? Нет, отпустил бороду. И стоял, разглаживая ее степенным, пожилым жестом, тоже новым, вместе с бородой появившимся.

– Хоть бы позвонил, – упрекнула Юля. – Садись, чаем напою. Салат из кальмаров сделала; будешь? Сейчас Антошка придет, на санках катается.

Шура от салата отказался.

– Прости, собрался экспромтом, не позвонил. От Кирки тебе привет. – Он протирал запотевшие очки.

Как часто случается при долгом перерыве в общении, повисали неловкие паузы, потом оба начинали говорить – и замолкали. Поправив очки, Шура сказал:

– Мы уезжаем.

Сколько раз уже так бывало, что какая-то тревожная тема неожиданно возникает снова и снова, в самых разных местах и обстоятельствах, становясь навязчивым – и главным – предметом.

– И вы?

Лишний вопрос.

– И Кира не?..

Не закончила, но Шура понял.

– А что Кира? Радуется: наши дети вырастут свободными людьми. Что еще нужно?

Юля растерялась.

– Чтоб сволочами не стали. Ни ваши дети, ни наши… Свобода… знать бы, что это такое.

– Вот мы так и живем в дерьме, не зная, что такое свобода.

Шурка усмехнулся, глядя поверх чашки.

– В Израиль?

Еще один лишний вопрос.

– Не в Вышний же Волочек, – улыбнулся он.

– Ну… кто-то в Америку направляется…

Он строго прервал:

– Еврей должен ехать в Израиль. А вы что себе думаете?

– Мы тоже переезжаем; правда, не в Израиль.

Юля коротко рассказала про обмен. О разводе не упомянула – к чему?

– Холоймес, – буркнул он. – Плюньте на обмен, собирайтесь за нами.

– Мы-то к Израилю никаким боком… – удивилась Юля.

– Так многие говорят, – улыбнулся Шура, – но если поскрести как следует, то всегда найдется какая-нибудь еврейская тетушка. Или дядюшка. Нет, серьезно, – продолжал он, воодушевляясь, – а если не найдется, то спроворить вам тетю или кузину проще пареной репы. Как народная мудрость гласит: в Беэр-Шеве кузина, а в Киеве дядька. – Сам же хохотнул в непривычную бороду, но закончил серьезно: – Вызов организуем. А когда встретимся, поговорим о свободе.

В прихожей надел дубленку и сунул ей в руки плотный, завернутый в бумагу квадрат:

– Это тебе. Восемнадцатого приходите на прощальный сабантуй.

В бумагу была завернута пластинка: «Эва Демарчик (Польша). Зарубежная эстрада». Та самая. Томашов.


Перейти на страницу:

Все книги серии Самое время!

Тельняшка математика
Тельняшка математика

Игорь Дуэль – известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы – выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» – талантливый ученый Юрий Булавин – стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки. Судьба заносит Булавина матросом на небольшое речное судно, и он снова сталкивается с цинизмом и ложью. Об испытаниях, выпавших на долю Юрия, о его поражениях и победах в работе и в любви рассказывает роман.

Игорь Ильич Дуэль

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Там, где престол сатаны. Том 1
Там, где престол сатаны. Том 1

Действие романа «Там, где престол сатаны» охватывает почти весь минувший век. В центре – семья священнослужителей из провинциального среднерусского городка Сотников: Иоанн Боголюбов, три его сына – Александр, Петр и Николай, их жены, дети, внуки. Революция раскалывает семью. Внук принявшего мученическую кончину о. Петра Боголюбова, доктор московской «Скорой помощи» Сергей Павлович Боголюбов пытается обрести веру и понять смысл собственной жизни. Вместе с тем он стремится узнать, как жил и как погиб его дед, священник Петр Боголюбов – один из хранителей будто бы существующего Завещания Патриарха Тихона. Внук, постепенно втягиваясь в поиски Завещания, понимает, какую громадную взрывную силу таит в себе этот документ.Журнальные публикации романа отмечены литературной премией «Венец» 2008 года.

Александр Иосифович Нежный

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги