Джемс Кук

Лонг-Рич стал местом паломничества лондонского общества. Целыми компаниями леди и джентльмены посещали «Решимость», знакомились с Куком, осматривали корабль, задавали глупые вопросы матросам, мешали работать. Граф Сэндвич поощрял эти увеселительные поездки, гордясь «своим» капитаном и «своим» кораблем. Он сам приезжал в Лонг-Рич, окруженный лордами, чинами Адмиралтейства с женами и детьми. Кук принужден был устроить обед в честь своих покровителей, и нарядная толпа шумела на борту до позднего вечера, обратив кают-компанию в светский салон. Гостеприимство и вежливость — первый закон моряка. Кук угостил веселых аристократов и проводил их семнадцатью выстрелами из пушек. Матросам приказал крикнуть «ура!» Довольное собою начальство жало руку капитана и в наилучшем настроении отбыло на берег.

Когда «Решимость», погрузив пушки, ядра и порох, вместе с «Открытием» ушла в Плимут, Кук уехал на неделю в Лондон. Последние дни в кругу семьи и друзей шли, казалось, в обычном спокойствии. Корабль и капитан были собраны в дальний путь. На короткий срок Кук снова отдавался семье. Целыми днями он возился с детьми, строил из дощечек и палочек корабли и расстилал перед ними карту, силясь понятнее растолковать смысл географических обозначений. Тихие беседы с женой и друзьями — последний отдых, когда неловко стараешься говорить о разных пустяках, думая в то же время всегда о предстоящей разлуке, о капризных выдумках судьбы, и знаешь, что и все другие думают о том же, и только делаешь вид, что веришь искренности их слов. Эта обязательная игра в прятки чувств кончается всегда тем, что кого-нибудь поймают, всегда кто-нибудь нарушит ритуал замалчивания. Об уезжающем в далекое и опасное путешествие в доме не говорят, как о покойнике, и вдруг прорвется неудержаный плач, раскрывающий обязательный обман. Кук не любил, когда жена плакала. Это кроткое существо твердо держалось до последней минуты.

Судьба этой женщины трогательна. Замки предрассудков, религии, классовых традиций заперли ее в четырех тесных стенах дома, окружили непроницаемой оградой семейного круга. И она, беззаветно преданная мать и жена, всю свою молодую жизнь посвятила семье. Годами тревожно и трогательно ждала она мужа, чтобы снова проводить его и снова ждать, ждала счастья, чтобы снова заплакать в пустой комнате, самой себе жаловаться на судьбу и снова ждать. Так и в это последнее, раннее и опять ясное, летнее утро она обняла своего огромного Джемса и улыбалась ему сквозь слезы и, не зная, что сказать, снова долго смотрела в пустую даль, в солнечный день ее большого горя.

Когда Кук в сопровождении О-Маи покинул Лондон и в Норе взошел на борт «Решимости» и, проведя ее каналом к Дюкам, через несколько дней бросил якорь в Плимуте,» где его ждало «Открытие», у входа в канал сгрудились военные корабли: «Океан»', с поднятым на нем адмиральским флагом, «Бриллиант», «Засада» и «Единорог» и шестьдесят два транспорта с кавалерией и гессенскими пехотинцами. Из-за сильного северо-западного ветра они не могли выйти в море и толпились в беспорядке, загромождая порт.

Оторванные от земли, английские крестьяне, набранные насильно, опоенные и обманутые королевскими вербовщиками, подкупавшими их неправдоподобными обещаниями небывалого жалованья и наград, как стадо овец, толпились во мраке и смраде трюмов военных кораблей, везущих их в какие-то неведомые, чужие страны, за океан, убивать неизвестных людей, неизвестно зачем. «Да здравствует Британия! Да здравствует король!» вопят осипшими голосами вербовщики по придорожным харчевням. «Да здравствует!..» кричат пьяные рекруты, пока их связывают для отправки в казармы.

«В то время, когда мы начинали путешествие, имеющее целью совершить новые открытия на западных берегах северной Америки, Англия находилась в злосчастной необходимости посылать эскадры и многочисленные сухопутные войска против восточной части этого материка, найденного и населенного нашими соотечественниками в прошлом веке. Это довольно странное обстоятельство навело меня на тягостные размышления».

Нам кажутся слишком понятными теперь те мысли, какие могли возникнуть в голове Кука при виде военных транспортов, направляемых для подавления «восставших» американцев. Но для него, человека XVIII столетия, английского офицера, проникнутого патриотизмом, водружающего королевские флаги на открываемых землях, такие мысли были уже бунтом протестом против существующего порядка.