Ранее, в разделе «Эволюция свободы», была изложена идея, что сознание возникает в том числе как способ, с помощью которого нервная система оптимизирует работу с информацией. Вместо того чтобы при выявлении связей между объектами каждый раз обращаться к сложному информационному нарративу типа «рука того тела, которое только что подошло к столу, а недавно вошло в комнату, взяла стакан», можно просто зафиксировать «я взял стакан», так как все остальные подробности нужны только для описания информации о самом думающем. Если бы Л.Н.Толстой писал свою «Исповедь», не используя слово «я», она была бы размером с «Войну и мир», так как ему пришлось бы вместо «я» каждый раз писать о некотором теле или субъекте, который сделал или подумал то-то и то-то, причём с каждым новым упоминанием это описание бы росло.
Понятно, что речь идёт не только о слове «я» как о сложной и высокой форме развитого сознания, но и о более простых ментальных представлениях о себе как о субъекте активности для любого сознательного существа, включая и некоторых животных. Животное не думает: «Я вижу зайца», но понимает, что видение зайца принадлежит тому же, кто испытывает голод, кто сначала крадётся, а потом несётся изо всех сил, чтобы стать к зайцу ближе и наконец догнать. Фактически такое базовое использование чувства «я» для упрощения или локализации мышления позволяет многократно уменьшить число мест в предикате для описания отношения. Множество сложных отношений заменяется в мышлении на «я», что определённо делает мышление значительно экономнее и эффективнее.
Процесс перехода к я-концепции определённо носит информационный характер. В ситуации, в которой поток мыслительных процессов переходит от децентрализации к локализованной я-центрированной концепции, очевидно, имеет место снижение неопределённости. А неопределённость, как известно, снижается (в соответствии с Шенноном) за счёт передачи информации. Однако при этом само «чувство “я”» не является чем-то, что можно описать в терминах информации. Почему?
С одной стороны, вы сами как-то узнаете о своём счастье, поэтому чувство счастья точно «делится» информацией о себе. То есть счастье информативно. Но, с другой стороны, как вы узнаете, что счастливы? Вы почувствуете подъём сил, поймёте, что сообщение вас окрыляет, снизится тревожность по другим поводам, весь мир предстанет в более приятном свете. Иными словами, как об информации о счастье вы узнаете из косвенных источников. Но доступ к самому счастью как чувству носит совершенно другой характер. Это не рациональное соображение «я счастлив», а яркое ментальное переживание.
Счастье нельзя оцифровать и передать от одного к другому как информацию по оптическому кабелю. Человек сам его воспроизводит. Но, безусловно, можно сообщить ему такие сведения, которые помогут его нервной системе сгенерировать определённый уровень нейромедиаторов. И после этого человек осознáет, что счастлив. Все эти составляющие: информация, делающая нас счастливыми, уровень нейромедиаторов, меняющийся под действием этой информации, понимание нами, что мы счастливы, и само чувство счастья – это разные вещи. А последнее – чувство счастья само по себе – существует как-то иначе, нежели так, как существует информация. Оно сродни информации в том смысле, что само информативно и зависит от информации, но не есть информация.
Чувство счастья само по себе не снижает неопределённость, её снижает информация, производимая этим чувством, а именно приходящее в голову соображение: «Я же счастлив, и поэтому…» Само же это чувство, однако, относится к информации так же, как жизнь относится, скажем, к воде. Жизнь возникает в воде и немыслима без воды, но сама по себе вода – это ещё не жизнь. Она определённо нечто большее. На уровне метафоры можно было бы сказать, что если информация – это электропроводность или коммуникация, то чувство – это сверхпроводимость или сверхкоммуникация. При этом сверхпроводимость – не просто очень сильная проводимость, а другое явление, связанное, скажем, с вытеснением из сверхпроводника магнитного поля и т. п.