Единое целое (СИ)

В этот момент Джон абсолютно точно понимал, что должно произойти в следующее мгновение; это было неизбежно и неотвратимо, но он остолбенел, не в силах сделать шаг навстречу.

Так и получилось, что Шерлок приблизился, а Джон позволил этому произойти, и это могло бы стать важным прецедентом для них обоих, если бы уже не случилось намного раньше. Холмс всегда вёл за собой, а Уотсон охотно следовал. Это стало обычным порядком вещей с момента первой их встречи.

Они целовались, и Джону этот поцелуй вернул самого себя, позволив вздохнуть полной грудью. Он был знаком с этим ненормальным, совершенно сумасшедшим типом около шести месяцев, и лишь эти безумные полгода бывший военврач чувствовал всю полноту жизни. Губы Шерлока были горячими и жадно прижимались к его губам, и, как это уже бывало на войне в моменты смертельной опасности, эти месяцы пронеслись перед глазами Джона, внезапно дав ясное осознание, что Шерлоку он нужен не меньше, чем Шерлок нужен ему. Они оба оказались опутаны узами, которых не искали, но всё же попали в эти силки (Джон про себя решил, что Майку Стэмфорду стоит устроить сюрприз на Рождество, завалив крыльцо подарками). Привязанность к другу вытеснила все другие зависимости Шерлока: Джон стал для него якорем, надёжно удерживающим лодку Холмса на краю бездны и не позволяющим соскользнуть в смертоносный водопад. И хотя это был только первый поцелуй, но Уотсон легко и решительно принёс присягу на верность до конца своих дней этому человеку.

Поцелуй прервался, в глазах Шерлока полыхал синий огонь, когда он тыльной стороной руки вытирал рот, продолжая пристально смотреть в лицо Джона; а тот в ответ усмехнулся и привлёк Шерлока к себе, притянув за воротник умопомрачительной пурпурной рубашки.

Он держал Шерлока в своих руках, как бомбу с часовым механизмом, каждую секунду ожидая взрыва; Джон всегда думал, что в скоротечной жизни бомбы есть своя необыкновенная и трагичная красота. Пурпурный шёлк соскользнул на пол, и больше никому не хотелось задавать вопросы, да и о чём тут было спрашивать? Джон опустился на колени, лихорадочно расстёгивая и спуская с Шерлока брюки, и, задыхаясь от желания, прижался открытым ртом к горячей твёрдой плоти. Здесь и сейчас не имело никакого значения то, что Джон раньше никогда не делал ничего подобного; он наслаждался руками, вплетёнными в его волосы, невероятными звуками, вызываемыми его ласками, и вкусом, заполнившим рот.

Джон утратил свободу в тот миг, когда увидел в голубоватом свете лабораторных ламп обернувшегося к нему прозрачно-светящегося, почти неземного Шерлока. У него не было времени, чтобы покопаться в себе или хотя бы возмущённо запротестовать: «Я же натурал!» Просто жизнь Джона распалась на две части: До Шерлока и С Шерлоком. Ругать себя было бессмысленно, поскольку теперь он стал не тем Джоном Уотсоном, что был прежде; с того самого Первого Дня он превратился в Джона С Шерлоком Уотсона, а Джон До Шерлока Уотсон канул в Лету.

Шерлок крепче вцепился ему в волосы и застонал, и имя единственного друга сорвалось с языка, как благословение, когда Джон сглотнул, вбирая в себя всё, что мог дать ему этот великолепный, невыносимый, удивительный человек, который не оставил в его жизни места ни для чего, кроме себя самого.

Джон С Шерлоком Уотсон встал, вытер уголки губ и улыбнулся Шерлоку С Джоном Холмсу, который смотрел на него, как на величайшую загадку Вселенной, внезапно им решённую.

- Привет, - сказал Джон, и ему самому это показалось немного глупым.

Но они оба изменились, и поэтому Шерлок вместо язвительной усмешки вдруг застенчиво улыбнулся подрагивающими губами, провёл костяшками пальцев левой руки по щеке Джона и сказал низким вибрирующим голосом, заставившим почувствовать тяжесть в паху: «Привет».

Они снова начали целоваться, на этот раз медленно. Джон тщательно изучал, каков Шерлок на вкус, и тот не был против. Джон запустил ставшие влажными ладони в тёмные кудри, а Шерлок засмеялся, не разрывая поцелуя, и они, спотыкаясь, двинулись к спальне, утратившей статус шерлоковой и превратившейся в ИХ совместную, будто один из них перенёс другого через порог (хотя их соединённые руки, светлая полоска спермы на щеке Джона и небрежно брошенная на пол гостиной любимая рубашка Шерлока были эквивалентны этому символу единения).

На тёмно-бордовых простынях освобождённое Джоном от одежды и белья тело Шерлока казалось необыкновенным произведением искусства, созданным из лунного света, и Джона затопило желание обладать сейчас и всегда каждым сантиметром этого великолепия.