Куала-Лумпур был придавлен невыносимой жарой. Закрыв глаза и замерев в полной неподвижности, Шерлок мог перенестись назад во времени; если исключить непривычную жару, экзотические запахи, чужой язык и угол падения солнечных лучей, он почти мог представить себя на площади Пикадилли в окружении лондонского шума, омывающего его сознание привычными волнами.
Почти, почти, почти мог.
Шерлок запретил себе думать о Джоне. Меняя личины, уходя в тень и выходя из неё, он вынюхивал, выслеживал и преследовал цель, и в его голове постоянно звучало одно имя, но не мужа. Имя, с которого начался весь этот кошмар, имя, которое все знают, но не осмеливаются произнести вслух, имя погибшего, чью смерть не признавали, и от того это имя набирало всё большую силу, так как стало символом, легендой – могущественной и всесильной. Появился самозванец, который прекрасно справлялся с возложенной на себя ролью и связанной с нею властью.
Мориарти пригрозил убить Джона, чтобы Холмс гарантированно разделил участь злого гения. И Шерлоку порой казалось, что Джим в этом преуспел, втянув его в свои безумные игры и сделав своим отражением. Детектив перестал быть тем, кем считал себя раньше. Он стал крадущейся в ночи бесшумной тенью.
Он стал жестоким и бессердечным, и если бы Джон увидел, с какой уверенностью пальцы Шерлока (Джон очень любил его пальцы, хотя Шерлок никогда не мог этого понять) сдавливают человеческое горло, так же просто, как будто удерживают тонкую фарфоровую чашку, а затем с хрустом ломают шею или перерезают горло зажатым в них ножом… Джон бы этого не вынес.
Его жертвы не были хорошими людьми. Шерлок Холмс без колебаний уничтожал любого, кто был связан с именем, которое все знают, но боятся произнести вслух. Мориарти хотел смерти Джона Уотсона, и Шерлок не мог позволить себе успокоиться, пока не расправится с каждым подданным этой страшной кровавой империи, чтобы его муж был в полной безопасности.
Джон Уотсон нечасто бывал в полной безопасности, но есть разница быть подстреленным из-за того, что ты носишь военную форму или помогаешь ловить опасных преступников и маньяков, или же стать мишенью только потому, что любишь и любим человеком, превратившимся в идею фикс для гения криминального мира. Шерлок не собирался держать Джона под хрустальным колпаком, в опасные минуты сам был рядом и к тому же знал, что бывшему военному для полноты жизни необходимы риск и приключения. Но мысль о том, что Джон попал под прицелы снайперов только потому, что был частью сердца Шерлока (и всей его душой), а какому-то негодяю хватило ума это вычислить, была невыносима.
Шерлок сам не понимал, почему решил выйти на связь именно в Куала-Лумпуре. Его бегство (падение) продолжалось уже шесть месяцев, он был вымотан и нуждался в передышке, а может, повлияло то, что он внезапно стал самим собой в тот миг, когда представил себя стоящим в центре Лондона.
Он подыскал гостиницу, неброскую, но достаточно современную, с неплохим выходом в интернет (пароль он смог подобрать без проблем), и позвонил брату, потому что Майкрофт ждал этого звонка с того момента, как разобрался в ситуации. У него это заняло три недели со дня падения – и Шерлок гордился собой. Раньше ему не удавалось водить за нос Большого Брата дольше десяти дней. Майкрофт и теперь не преминул вмешаться, но на этот раз его помощь действительно была нужна, без неё не справиться.
- Шерлок, - спокойно и уверенно произнёс Майкрофт, и это не прозвучало вопросом. – В Малайзии?
- Героин, - ответил Шерлок. Неужели прошло уже шесть месяцев с тех пор, как он в последний раз слышал голос Большого Брата, в котором звучала привычная нотка раздражения? Казалось, только вчера они стояли друг напротив друга в самолёте, забитом трупами, и обсуждали Мориарти, будто тот был чрезвычайно досадным природным явлением. – Крупная партия товара.
- Мориарти?
- Мёртв, - будто брат сам не знает этого. – Он застрелился на крыше Бартса.
- Ты тоже мёртв, мой дорогой брат, - произнёс Майкрофт ласково-омерзительным тоном, будто говорил с капризным ребёнком. – И всё же мы сидим, беседуем, совсем как в старые добрые времена. Как погода в Малайзии?
- Жара. Мориарти всадил себе пулю в череп. Его больше нет.
- Да, Шерлок, я это знаю.
- Но имя его живо.
- Это так, - был вынужден признать Майкрофт. – Это озадачивает, не так ли? Квартира в Брикстоне опустела, но…
- Ищи в Белфасте, - перебил его Шерлок.
- В Белфасте ничего.
- Проверь ещё раз.
- Шерлок.
Оба замолчали. Патовая ситуация. Майкрофт стремился вернуть его домой, но Шерлок беспокоился за безопасность Джона; и после того, что Холмс-старший вытворил семь месяцев назад, детектив скорее доверил бы собственную жизнь Ирен, а жизнь Джона матушке, чем выдержал бы более пяти минут разговора с братом. К сожалению, этот мерзавец прекрасно осознавал, что в нём нуждаются, а Шерлок понимал, что за пределами милой сердцу и родной лондонской кольцевой автодороги не может диктовать свои условия.