Единое целое (СИ)

Он закрыл глаза и попытался представить маленький свёрток в своих руках; ДНК Шерлока и его собственная ДНК (на самом деле – Гарри, но это практически одно и то же) соединились вместе и произвели на свет живое существо. Неземные глаза на маленьком фарфоровом личике, заглядывающие ему в душу.

Хотя точно предугадать невозможно, на кого будет похож ребёнок. А если у него на руках окажется маленькая Гарри? Если сходства с Шерлоком вообще не будет? Окажется ли это важным? Нет. Нет, Джон Уотсон, тебе нельзя об этом думать. Ты не можешь пойти на это.

Но что, если… Что будет, если он решится?

ДНК двух человек соединяются и образуют нечто новое, так и появляются дети. Вырастая, они могут стать вообще кем угодно, похожими или нет на родителей, и, тем не менее, у него возникла возможность вновь обнять Шерлока, его крошечную копию. Живую, дышащую частичку Шерлока Холмса.

Кстати, каково происхождение материала для этого ребёнка? Он помыслить не мог и гнал от себя предположение, что юный Шерлок, сидя на этой самой кровати, собирал собственное семя с целью получения потомства. Но не подлежит сомнению, что такой поступок был бы вполне в характере этого долбанутого придурка. Однажды он сел на эту кровать, разделся и занялся рукоблудием, чтобы наполнить пробирку спермой, вероятно, собираясь использовать собственную ДНК для клонирования человека, как только появится такая возможность. Ведь этот тщеславный псих ненавидел сам себя до глубины души, но в то же время считал собственное тело и разум вершиной человеческой эволюции.

До сих пор Джон не испытывал острой потребности стать родителем, но мысль об отцовстве не пугала и не казалась дикой. Если Майкрофт и Селеста сказали ему правду о любви Шерлока к детям, то именно так и следовало поступить. Он почти перешёл в возрастную категорию «уже не молод», но сорок ему ещё не исполнилось, а детей заводят люди и постарше. Он бы дал любимому всё, о чём бы тот ни попросил; мог бы Шерлок попросить о таком? Отказался бы детектив ради ребёнка от их жизни, полной загадок, погонь, смертельно опасных приключений, в которые они ввязывались в среднем раз в две недели?

Невозможно угадать ответ. Джон никогда этого не узнает. Шерлок покинул его, и теперь это решение придётся принимать за двоих, а он даже не задумывался ни о чём подобном ранее.

Когда Майкрофт впервые открыл холодильник, и Джон осознал, в чём заключается предложение, он подумал, что немедленно забудет о нём как о совершенно диком и неприемлемом. Но зерно упало в благодатную почву и пустило корни.

Он не хотел принимать это решение. Он сожалел, что вообще оказался в ситуации подобного выбора. Более того, он действительно больше не мог оставаться один.

Вернись, вернись, вернись…

Джон уснул поверх покрывала, оставив на синих наволочках мокрые тёмные пятна от горьких слёз, пролитых в тишине старой комнаты Шерлока.

Утром за завтраком между всеми ними чувствовалась натянутость. Майкрофт, похоже, вообще не ложился.

– Дела государственной важности, - обронил он небрежно в ответ на вопрос матери. – Как я и предполагал, волнения в Сьерра-Леоне в связи с эпидемией холеры, - и Селеста окинула его насторожённым взглядом. Джон уткнулся в завтрак и попытался не замечать их заботливых и сочувствующих лиц.

От их бдительности ничто не могло укрыться. Майкрофт направил на зятя все те усилия по наблюдению и надзору, которые раньше предназначались младшему брату. Без сомнения, у Селесты остались навыки спецагента времён «холодной войны», которые она порой использовала в особо важных случаях, а сейчас объектом слежки был он. «Доктор Джон Уотсон, капитан в отставке, бывший служащий Королевского армейского медицинского корпуса. Не спускать глаз. Охранять. Оберегать его жизнь».

Он постоянно чувствовал на себе их пристальные взгляды, поскольку тесно сошёлся с Шерлоком, вступил с ним в брак и стал одним из Холмсов (пусть не принял их фамилию, но всегда действовал в интересах семьи), а Холмсы своих не бросают.

Он прочувствовал на себе эту семейную опеку, всегда так угнетающую Шерлока, а теперь обрушившуюся на него, жгущую его спину сотней наблюдающих глаз, куда бы он ни пошёл и чем бы ни занялся.

Казалось, что они всё давно решили за него, разработав наиболее логичный и разумный план действий. Их забота была одновременно оскорбительной и искренней – как всякая забота Холмсов. Оскорбительной, потому что они решали за Уотсона, что ему будет лучше; искренней, потому что они смогли выкроить достаточно времени при всей их несомненной погружённости в дела величайшей важности, чтобы отдать это время Джону, приложить все усилия и убедить его согласиться с их планом.

Доктор не питал иллюзий на свой счёт, он прекрасно осознавал, что с ним происходит. Он медленно, но неуклонно погибал, и очень скоро наступит момент, когда его не станет. И дело лишь в том, насколько для них этот вопрос действительно важен.