Единое целое (СИ)

Доктор занялся чайником, не обращая внимания на ворчание детектива. Он проигнорировал глаза в микроволновке, предусмотрительно понюхал молоко (мало ли что) и поставил перед другом кружку с чаем. Кем теперь ему приходится Шерлок – невестой? Холмс предпочитает называть вещи своими именами, но слово «невеста» покоробило Уотсона. Только он собрался сесть на своё место, как вокруг шеи обвилась рука и притянула его для поцелуя, в котором он полностью потерял себя.

- Я рад, что ты сделал это предложение, - промурлыкал Шерлок с закрытыми глазами, касаясь носом носа Джона, крепко обняв его за шею и не собираясь выпускать. Джон тоже закрыл глаза, вдохнул запах Шерлока (Шерлок, Шерлок, Шерлок) и со смехом фыркнул в идеально очерченные губы:

- Ты сделал, не я.

- Но ты первый подумал об этом. Я лишь озвучил твою мысль, - возразил Шерлок и втянул Джона в ещё один поцелуй, слегка прихватив его нижнюю губу.

- Ты не можешь читать мои мысли, - прошептал Джон. Это было почти правдой. Но спорить расхотелось, ведь руки Шерлока ласкали его шею и теребили пуговицы. Один палец прочертил жаркую полосу через всю грудь. Джон уже не помнил того времени, когда его тело не принадлежало Шерлоку Холмсу.

- Мне и не пришлось читать твои мысли – у тебя всё было на лице написано.

- О, - его словарный запас быстро таял под касаниями нежных дразнящих пальцев, поглаживающих ключицы.

- Я рад, - повторил Шерлок, приблизив губы к самому уху Джона, и тот, не задумываясь, впервые сказал «я тебя люблю», выдохнув эти слова Шерлоку в лоб. Пальцы Холмса вцепились в его лопатки, дыхание, касающееся шеи Уотсона, сбилось, и Джон почувствовал по движению щёк и губ партнёра, что тот улыбается. - Я знаю, - сказал Шерлок и нежно куснул любовника за мочку уха. – Я рад, - и эти слова были для Джона достаточным ответом.

- Хорошо, - Уотсон повернул голову и прижался лбом ко лбу Холмса. Они оба замерли на несколько секунд с закрытыми глазами, скользя губами по губам, но не целуясь – лишь смешивая дыхание. Затем Джон, сдерживая рвущееся из груди ликование, выпрямился и сел на своё место.

- Даже не думай снять повязку, Шерлок, ещё хотя бы сутки, - напомнил он, и пойманный на хитрости пациент отвёл глаза, в которых плясали чёртики (очевидно, его план провалился в последнюю минуту, хотя вряд ли стоило всерьёз надеяться провести доктора Джона Уотсона). Шерлок выглядел совершенно счастливым, и Джон, видя это, чувствовал растущие за спиной крылья.

***********************************

Шерлок Холмс перестал понимать, сколько времени его уже нет в живых.

Конечно, он мог посмотреть на календарь и вычислить, но результат не стоил затраченных усилий. Не имеет значения, как долго он считается мёртвым, и не будет иметь, пока он не уничтожит тех паразитов, из-за которых он здесь и сейчас вынырнул из небытия.

Он смертельно устал, его глаза налились кровью, всё тело ломило.

Он в Берлине. Вероятно. Или это было вчера? Возможно, сейчас он в Цюрихе. Или в Вене? Для последней операции (самая опасная была в Будапеште, но с тех пор прошёл уже не один месяц) мать снабдила его дорогим костюмом, брендовым телефоном, нетбуком с установленными на нём необходимыми программами и коробкой с наличными деньгами, где между пачками он обнаружил тщательно спрятанную и сложенную в несколько раз фотографию, которую немедленно вытащил и принялся тщательно изучать.

Это была фотография Джона, чья же ещё? На ней Джон сидел на скамейке в Гайд-парке, склонившись над книгой. В одной руке он держал картонный стаканчик с кофе. Детектив читал всю его жизнь после своего исчезновения по изменениям, наложившим печать на лицо доктора. Увиденное жгло его, будто кислотой вытравливалось на его собственном теле и в душе. Но он не мог бросить начатое, не доведя миссию до конца.

Шерлок смотрел на фотографию, впитывая в память каждую чёрточку, и подарил себе десять минут, занося изображение в Чертоги. Затем он сложил её, достал из кармана зажигалку и, взяв за уголок, поджёг, не отрывая глаз от пламени всё время, пока горела бумага.

Нетбук пришёлся весьма кстати.

Доступ к системе наблюдения через уличные камеры позволил ему определять местоположение Джона и следить за его передвижениями.

Для Холмса это стало наркотиком, и он старался удержаться от неограниченного употребления. Его с неудержимой силой влекло воспользоваться этими возможностями, и детектив почти понял, почему Большому Брату так тяжело было отказаться от ежеминутной неусыпной слежки за ним самим.

Восток Шерлоку Холмсу претит. Слишком шумно, слишком людно, слишком много преступников. Но, вместе с тем, здесь было несложно перестать быть собой, превратиться в тень, в ангела смерти, в карающий меч правосудия.

Шерлок с радостью вернулся в Европу, уже хотя бы потому, что мог теперь надеть привычный костюм и вновь почувствовать себя человеком, насколько это было возможно при таких обстоятельствах. Наблюдения за Джоном помогали в этом. Он установил себе норму – десять минут в день, и только когда чувствовал себя на краю срыва, повышал эту дозу. Самолечение через камеры видеонаблюдения.