Единое целое (СИ)

Джон был уверен, что беспощадная дедукция Шерлока пускалась в ход вполне осознанно, чтобы ускорить выуживание сведений из свидетелей, а вне расследований детектив применял её в отместку и не испытывал угрызений совести. В большинстве случаев Джон находил это оправданным. Невыносимо было видеть, как часто Холмсу грубили только потому, что считали его абсолютно бесчувственным.

Лицо Шерлока могло быть живым и выразительным, но когда он настороженно ждал ответа, оно казалось вырезанным из слоновой кости. Исчезали даже мельчайшие морщинки, когда детектив демонстрировал полную бесстрастность. Джон растерялся, увидев обращённую к себе Ту Маску.

Ясно было, что Шерлок с напряжением ждал, чтобы его друг объяснился сам. Доктор вздохнул, опустил газету и положил руки на стол, будто давая возможность детективу читать по ним.

- Просто я подумал, что после вчерашнего… это было бы разумно, - сказал он наконец. Холмс не шелохнулся. Уотсон попытался прорваться через очевидное непонимание. – Это было ужасно, Шерлок. Я понятия не имел, что с тобой, а мне не позволили подойти к тебе, даже не сказали, жив ли ты вообще.

Вчера… Вчера Джон прошёл через ад. После затяжной погони через весь Лондон они попали под обстрел в переулке, заканчивающемся тупиком; Уотсон с пистолетом в руке попытался прикрыть Холмса собой, но тот не позволил. Загнанный в угол подозреваемый прижался спиной к глухой стене, готовый убить или погибнуть сам.

Пуля оцарапала Шерлоку висок, он рухнул на землю, даже в падении сохраняя грацию, и замер, слепо уставившись на край металлического мусорного бака, о который ударился головой. Пуля, выпущенная Джоном, попала преступнику в бедро, и когда прибыла команда Лестрейда, он был ещё жив и успел дать показания. Но Джона совершенно не заботил серийный убийца, истекающий кровью в переулке Хакни*.

Уотсону пришлось ехать вместе с инспектором в полицейской машине следом за неотложкой, увозящей находящегося без сознания окровавленного Холмса (сотрясение мозга, вероятно, ушиб рёбер, вывих лодыжки, возможно, перелом предплечья – перестрелке предшествовали борьба, отчаянная драка и катание по земле двух сцепившихся тел). И когда они добрались до отделения скорой помощи, то не смогли отыскать, куда врачи поместили пострадавшего.

Даже Лестрейду не удалось добиться разрешения у медперсонала, чтобы Джону позволили с ним увидеться, а информация о состоянии пациентов была доступна лишь членам их семей. Джон был вынужден метаться по приёмному покою под встревоженным взглядом Грега, пока наконец-то не появился Майкрофт.

Не прошло и трёх минут, как их обоих – Холмса-старшего и Уотсона – проводили в отдельную палату, где на каталке лежал всё ещё находящийся без сознания детектив.

Джону показалось, что его сердце перестало биться.

Шерлок выглядел таким юным, таким невинным, таким совершенным, несмотря на расплывшееся по лицу багровое пятно. Джон быстро пересёк комнату и сжал его запястье, чтобы почувствовать ниточку жизни под этой идеальной фарфоровой кожей. Его опытная рука немедленно нащупала пульс, после чего он сделал глубокий вдох и почувствовал огромное облегчение, хотя больше всего ему хотелось схватить Шерлока, крепко обнять и никогда больше не отпускать.

Под холодным светом госпитальных светильников Уотсон испытал приступ необъяснимого страха, который прошёл лишь тогда, когда их окутал родной уют квартиры на Бейкер-стрит. Единственным напоминанием о прошлом вечере были швы на лбу Холмса (четыре из них, хотя и неплохо выполненные, доктор предпочёл бы наложить сам) и перевязанная грудная клетка. Джон сам бинтовал Шерлока с огромными предосторожностями, морщась, когда его пациент морщился, переставая дышать, когда дыхание друга прерывалось от боли, и вздрагивая каждый раз, когда тот начинал терпеливо уверять, что с ним всё в полном порядке.

- Джон, - ворчание детектива возвратило доктора к действительности. Улыбка тронула его губы.

- Это было ужасное свидание, Шерлок.

- Со мной всё в порядке, Джон.

Холмс накрыл правой рукой, большой и тёплой, левую руку Уотсона, сжавшуюся в кулак при неприятных воспоминаниях о собственной бесполезности и о страхе потерять самого важного человека. Джон заставил себя сделать несколько успокаивающих вдохов, с усилием расслабил ладонь, переплёл свои пальцы с длинными белыми пальцами Шерлока (мёд и фарфор) и снова встретился с ним взглядом.

Искреннее понимание, такое непривычное на этом лице, не оставило и следа от Той Маски. Шерлок казался действительно взволнованным.

Они никогда не обсуждали, кем приходятся друг другу – в этом не было никакой необходимости. Просто вместо Джона и Шерлока появился Джонлок – вот и всё. Внешне ничего не изменилось, никакого оглашения они не устраивали. Кто-то что-то подозревал, многие отпускали в их адрес шуточки, но никто не смел задать прямой вопрос, а сами они не хотели навешивать затёртые безликие ярлыки на своё уникальное единение только потому, что их губы часто встречались, когда они оказывались вдвоём за закрытыми дверями.