Ее величество кошка

Приходится прибегнуть к новой стратегии соблазна. Он несильно получает лапой по морде, мой коготок цепляет его за ноздрю. На розовом носу появляется чуть заметная капелька крови.

Сфинкс не скрывает удивления.

Я опускаю уши в знак раскаяния и покорности. Оплеуха, а затем ласка – лучший способ сбить с толку и покорить. Моя хитрость срабатывает: он соглашается хорошенько меня обнюхать, после чего, подавая знаки, манит меня за собой, чтобы подальше увести от своего гарема.

Мы вылезаем на карниз водокачки, где при свете полной луны он решается на меня вскарабкаться. Не стану темнить: у меня стратегические устремления, этот кот мне отвратителен, но раз по-другому наше сообщество не спасти, то я готова пожертвовать своим телом. Я такая, хотите, называйте меня мученицей, хотите – умелым дипломатом.

Велико же мое удивление, когда оказывается, что член у него тонюсенький и к тому же лишен шипов, имеющихся у других котов (я уже объясняла, что их назначение – удаление спермы предшественников). Гладкое тело – гладкий член. Не член, а… стручок спаржи.

Меня снова подмывает расхохотаться, но я сдерживаюсь, осознавая стратегическую важность момента. Главное – сосредоточиться. Для пущей серьезности я думаю о Тамерлане. Но в голове полно посторонних мыслей. Тогда я представляю, что он ввел в меня не член, а свой тонкий хвост со смехотворной кисточкой. Сначала это вызывает неприятное чувство, но его быстро сменяет позыв расхохотаться.

Нет, надо оставаться серьезной! Как я погляжу, любовь и юмор несовместимы. Либо смех – либо наслаждение.

Невесть какое совокупление продолжается. Я погружаюсь в грезы. Почему бы не попробовать регрессивный гипноз, о котором мне рассказывал Пифагор? Почему бы не заглянуть в одну из моих девяти прежних жизней? Вспоминая его объяснения, я представляю коридор с девятью дверями, на дверях номера, внизу калитки для кошек.

Я проскальзываю в калитку первой двери и вижу дворового кота. Этот персонаж предыдущего века – видимо, я сама. За другой дверью я – домашний котенок. За третьей – дикий горный кот. За четвертой – гепард в саванне… Ну а за последней дверью меня ждет Древний Египет.

Там я щеголяю в ошейнике в форме треугольника с драгоценными синими камнями. Толпы людей, изображающих кошек, падают ниц вокруг меня, скандируя:

– Бастет! Бастет! Бастет!

Я даже не мяукаю, довольствуясь тем, что смотрю на них сверху вниз. Потом все – мужчины и женщины, коты и кошки – принимаются танцевать под ритмичную музыку. Все счастливы, все рады мне поклоняться.

– Бастет! Бастет! Бастет!

Потрясающее чувство, жаль, длится оно недолго. Опорожнившись, сфинкс дает понять, что намерен довольствоваться этим, не предпринимая второй попытки.

Ох уж эти самцы! Прожженные эгоисты! Мое удовольствие ему совершенно безразлично, он думает только о себе. Очень хочется снова залепить ему оплеуху, но я вспоминаю, что занимаюсь всем этим только ради моих друзей на острове Сите, а не ради собственной прихоти.

Не показывая огорчения и не настаивая на продолжении, я возвращаюсь в наше с Пифагором углубление в стене. Бужу Пифагора и сообщаю о своем неудовлетворенном желании. Не медли! Но он, вместо того чтобы сразу приступить к делу, спрашивает, где я была.

– Там, где можно перетянуть весы на нашу сторону.

– У сфинкса, что ли? Ты еще скажи, что совокупилась с ним!

– Ты ревнуешь?

Вместо ответа он прижимает уши к голове.

– Коту не пристало ревновать, – возмущенно мяукаю я, – это люди пускай ревнуют. Я ничья! Поверить не могу! Ты настолько много общался с людьми, что превратился в такого же собственника, как они.

– Как-никак мы с тобой вместе путешествуем, вместе живем, все делаем вместе.

– Ну и что? Разве из этого следует, что ты имеешь исключительные права на меня? Стану я ограничиваться тобой, когда я так ценю новизну и разнообразие! Ты для меня – эталонный кот, но я смотрю дальше и способна управлять своей сексуальностью исходя не только из своего желания, но и из интересов коллектива.

– Но послушай, ведь этот сфинкс – настоящий уродец! Голый, морщинистый, сущее чудище!

– А ты у нас красавец?

Это я ляпнула не подумав. Пифагор явно оскорблен. Его уши падают еще ниже, хвост мелко подергивается.

– Я… Я… Уж, по крайней мере, красивее его!

Ну вот, он превращает это в личную обиду. Он, конечно, прав, объективно он – милашка, а сфинкс – урод.

Лучшая оборона – наступление. Я перехожу в атаку:

– Что ж, я оказалась права: ты ревнивец, прямо как какой-нибудь примитивный примат. Все представительницы женского пола для тебя – игрушки, с которыми ты можешь поступать, как тебе заблагорассудится.

Чувствуя, что сбила его с толку этим упреком, я усиливаю нажим, несколько перегибая палку:

– Слушай сюда, примитивное и заносчивое животное: никто не создан для того, чтобы принадлежать кому-то еще, а мы, кошки, и подавно. Наше предназначение – быть свободными! – Дальше я перехожу на более ласковый тон: – Ладно уж, я прощаю тебе ревность. Вперед, полюби меня, расслабься!