Его величество

Николай Павлович уважал сыновей Петра Румянцева за их верность России, за благотворительность, бескорыстное служение. Николай Петрович — старший сын Румянцева-Задунайского занимался поиском редких книг по всему миру, изданием новых книг, финансировал научные исследования, открывал публичные библиотеки. Николаю помогал брат Сергей, писатель и дипломат. После смерти Николая он продолжил его дело. Кроме того, по собственному почину Сергей Петрович обратился к нему, российскому императору, с весьма дельным предложением. С ним бы поласковее, поделикатнее…

Император взглянул на часы — с минуту на минуту должен прибыть Канкрин. На встречу с ним отведено полтора часа. В час по полудню Николай Павлович должен быть уже на Сенатской площади, где завершалось строительство корпусов Сената и Синода. Там его не столько интересовал сам ход строительства, сколько решение весьма щепетильного вопроса приобретения старого здания.

Егор Францевич появился точно по времени в неизменном стареньком фраке.

— Скажи на милость, Егор Францевич, как ты относишься к соблюдению законов? — спросил государь министра, едва тот сел в кресло.

— Я их свято чту, — ответил на ломанном русском языке не подозревающий подвоха Канкрин.

— Я тоже, — согласился с ним Николай Павлович и тут же спросил: — Тогда изъясни мне, что следует делать с людьми, нарушающими законы?

— Наказывать, — пожал плечами недоуменно Канкрин.

— Вот и я считаю наказать тебя, да не знаю пока как, — сурово произнес император.

Егор Францевич вытянул лицо в изумлении.

— Затрудняешься понять меня? Оказывается, и ты не безгрешен, — развел руками Николай Павлович.

— Вы шутите, ваше величество! — от волнения едва выговорил Канкрин.

— Отнюдь. Вот письмо, — император подвинул по столу ему лист бумаги. — Ознакомишься и завтра доложишь об исполнении, а что до наказания… — он хитро улыбнулся: — Не буду строг — принесешь извинения Сергею Петровичу Румянцеву за доставленные ему хлопоты и мы забудем сие недоразумение. А теперь перейдем к деловой части нашей встречи.

* * *

Возведение корпусов Сената и Синода близилось к завершению. В помещениях бывал Торичелли. Ему надлежало выполнять лепной декор интерьеров. Приходили Медичи, Рихтер, Соловьев, другие художники. Определялись, кто и какие залы будет расписывать.

Николай Павлович приехал сюда, никого не предупредив, захватив с собой архитектора Карла Росси. Строителя здания архитектора Александра Штауберта и его помощника Угрюмова они застали за разговором под аркой, разделявшей здание на две равные части.

Поднимаясь по широкой лестнице к залу, заставленному строительными лесами, Николай Павлович вспомнил, как впервые приехал сюда, в старое здание Сената, в августе 1827 года. Пройдя все департаменты, он встретил в присутствии только одного сенатора Дивова.

Император спросил встретившего его дежурного чиновника, в котором часу съезжаются господа сенаторы, и началось ли где присутствие. Секретарь отвечал, мол, съезжаются обыкновенно в десять часов. Николай Павлович продолжал ходить по помещениям до 10 часов, но сенаторы так и не появились. Вернувшись в Зимний дворец, он написал высочайшее повеление, чтобы сенаторы в должной форме и в мундирах собирались в указанные часы по регламенту.

В тот же день, при осмотре помещений, государю пришла мысль перестроить здание Сената и перевести сюда Синод, освободив полностью здание Двенадцати коллегий для Петербургского университета. Для подготовки к строительству был организован комитет под руководством министра юстиции князя Лобанова-Ростовского.

В сентябре 1827 года объявили конкурс. В конкурсе участвовали Карл Росси, Поль Жако и Стасов. Поль Жако предлагал построить одно общее здание, напоминающее галерею Лувра. Стасов планировал перестроить старое здание Сената. Эти варианты противоречили требованию императора. Николай Павлович хотел сделать здание похожим на Главный штаб. Карл Росси составил проект двух зданий в желаемом царем стиле и формах. Проект несколько раз перерабатывался, наконец, был утвержден в двух корпусах, соединенных аркой.

— Александр Егорович, — император тронул за рукав архитектор Штауберта, — потрудись вспомнить, сии вымыслы или правда, что купчиха Кусовникова сама торговалась за продажу своего дома под здание Синода? Али ей кто помогал? Сам-то ты видел ее, разговаривал с ней?

— Меня, ваше величество, враз сомнение взяло, когда я услышал, что за участок, который в 1796 году оценивался в 7500 рублей, было запрошено 600 000 рублей, — возмущенно сказал архитектор.

— И ты тогда сам отправился к ней?

— Навестил купчиху.

— И что?

— Не могла она, ваше величество, сама сообразить, — уверенно заявил Штауберт. — Я это из ее объяснений понял.