Польские управляющие постарались отомстить крестьянам, сослужившим добрую службу правительству России во время восстания. В их защиту вступился Павел Дмитриевич Киселев. В своей записке императору, напомнив, что крестьяне в западной России представляют силу в десять раз превышающую по численности помещиков и шляхту, он писал: «Низший класс, состоящий из крестьян, не по истинной преданности к России, но по ненависти к владельцам католикам, наложившим тяжкое на них бремя безучастием своим в их замыслах, дает собою важный перевес в пользу правительства. А потому само собою следует, что нужно обессилить связь и влияние первых классов, а с тем вместе утвердить права, благосостояние и преданность к правительству последнего».123
Мысль, высказанная Киселевым, нравилась государю, но методы решения крестьянского вопроса в его понимании должны были исключать опору на крестьянство, или какие-либо заигрывания с крестьянским населением в борьбе с помещичьей фрондой. Это касалось и западных, и прибалтийских губерний. Как и в вопросах внешней политики, император был принципиальным противником опоры на какие-либо массовые движения. Реформы, в его представлении, должны были проводиться только сверху и только законными методами.
В этом мнении он укрепился после откровенного разговора с Михаилом Павловичем.
— Александр Павлович в начале своего правления тоже болел освобождением крестьян, но вскоре излечился. А такие планы были, такой размах! — высоко задирая длинные руки, говорил великий князь, расхаживая перед столом, за которым сидел император.
— Ты не прав, Михаил, от планов он не отказался, а отложил их до поры до времени. И потом, неужели тебе самому не стыдно признавать, что у нас в России людей продают, как скотину. Где это еще видано? — проговорил Николай Павлович, продолжая следить за передвижениями брата по кабинету.
— Скотину, говоришь? — великий князь громко рассмеялся. — Ни в одной другой стране не живется народу вольготней, чем в России крепостному крестьянину. Работает он, не работает, или кое-как работает, помещик все равно его должен кормить, поить, одевать и место для спанья давать.
— Ну, это ты сие прибавил, — улыбнулся Николай Павлович.
— Немножко прибавил, — повел широкими плечами Михаил Павлович. — Но если серьезно, — он подошел к столу, посмотрел пристально на государя. — Если серьезно, то у твоего Сперанского была правильная мысль освобождать крестьян обратным путем тому, как они переводились в крепостничество. С одним условием — с разрешения помещика. И не таким способом обмана, как покойный Виктор Павлович Кочубей придумал, который будучи Председателем Государственного совета, закон о непродаже крестьян без земли предложил растворить в комплексе мер помощи и предоставления льгот дворянам. Помещики эту хитрость поняли. Их и дальше не обманешь. Дворян надо убеждать примерами. Когда они поймут, что это выгодно, что эти самые крестьяне от них никуда не денутся, будут приходить наниматься на работу, тогда пойдут на освобождение крестьян с землей. И делать сие дело надо неторопливо, начиная с западных губерний…
Слушая брата, а говорил он долго и подробно, Николай Павлович невольно возвращался мыслями к первым ограничениям крепостного права. Когда великий князь закончил назидательную речь, он ответил ему:
— Ты же сам знаешь, Михаил, через год после вступления на престол я учредил 6 декабря 1826 года секретный Комитет, которому было поручено рассмотреть предположения относительно улучшения различных отраслей государственного устройства и управления и, между прочим, относительно изменения быта крестьян. Прежде чем комитет закончил свою деятельность, по высочайшему повелению был учрежден особый комитет для составления закона о прекращении продажи людей без земли. При разногласии в Государственном совете относительно продажи крестьян на своз, я примкнул к большинству, высказавшему за запрещение безземельной продажи крепостных. Однако проекты комитета одобрены не были вследствие протеста цесаревича Константина Павловича. В 1835 году мною учрежден новый секретный комитет, одной из задач которого является принятие мер для улучшения состояния помещичьих крестьян. Я опасаюсь, если так неторопливо и дале пойдет, то мне и жизни не хватит на освобождение крестьян от рабства.
— Зато ты создашь прочную основу, которая поможет наследнику, цесаревичу Александру Николаевичу, без потрясений завершить сие сложное дело, — заметил Михаил Павлович.
— Я бы хотел крестьян освободить сам, — недовольно проговорил государь.
Великий князь Михаил развел руками.
Испытывая возвышенные чувства от предстоящих преобразований в империи, Николай Павлович 15 февраля 1836 года написал письмо князю Паскевичу: